С другой стороны Рублевки. Юлия Меган
изменились.
– Какие обстоятельства?
– Раньше в Тимирязевской академии у меня были связи. Там работал проректором мой хороший друг, мы вместе с ним учились когда-то. С февраля этого года он больше там не работает. Вообще, руководящий состав там практически весь поменялся. Кадровых перестановок много.
Парень наморщил лоб.
– И что дальше?
– Дальше? – помявшись, продолжал директор. – Дальше ввели платное обучение. Нет, бесплатные места тоже остались. Но на эти места надо поступать самому, с помощью своих знаний. Направление от совхоза больше не помогает. На эти бумажки вообще уже теперь никто не смотрит. Либо поступай сам, либо плати за обучение. Вот такие времена настали, Лёша.
Загайнов растерянно смотрел на Глеба Митрофановича.
– Я не понял, – пробормотал он. – Я что-то ничего не понял.
– Не дам я тебе направление, Алексей, – виновато сказал директор, – прости. Нет, ну написать-то я его могу! Вон и бланки валяются. – Мужчина указал рукой на стопку разлинованных бумажек, лежащих на столе. – Но толку от этого не будет. Это я тебе точно говорю. Без экзаменов ты в академию не поступишь. И я тебе в этом никак не смогу помочь. Нет больше у меня такой возможности. Чуть-чуть бы пораньше это всё случилось, буквально на один год, и я бы с радостью помог. А теперь, видишь, как.
– Вы же обещали! – Парень с трудом подавил ком в горле.
– Если бы это от меня зависело… Ты же знаешь, Лёш, я к тебе очень хорошо отношусь. Ну, что я сделаю? Прости.
– А как же мне теперь? – Загайнов схватился за голову. – Я ведь только ради этого в совхоз и пришёл! Я ведь сам не поступлю. Сразу после школы не поступил, а теперь, через год… Я всё, что знал, забыл! На вас понадеялся. А теперь заново всё надо начинать! Эх!
Лёшка рывком поднялся со стула и, шмыгая носом, направился к двери. Глеб Митрофанович с жалостью смотрел ему в спину.
– Подождите! – замер на пороге парень. – Вы сказали, платно можно учиться? – обернулся он. – За деньги?
Директор кивнул.
– У меня же есть деньги! Я откладывал.
На лице мужчины отразилось сомнение.
– А сколько у тебя есть? – спросил он.
– Тысяч пятьдесят с лишним. Но могу и шестьдесят набрать! – В глазах парня загорелась надежда.
– Этого тебе только на оплату одного семестра хватит, – вздохнул Глеб Митрофанович. – А дальше что?
Лёшка сник.
– То есть, у меня совсем никаких шансов?
– Я не знаю, Лёш, думай сам. Если бы это было в моих силах, я бы тебе помог, честное слово.
– Понимаю, – обречённо произнёс Загайнов. Согнувшись и шаркая ногами, он пошёл прочь из кабинета.
– До свиданья, Лёш! – крикнул ему в спину Глеб Митрофанович.
Тот не ответил.
Директор подошёл к окну и прижался лбом к прохладному стеклу. Он увидел, как Лёшка вышел из здания и присел на постамент скульптуры. Тройка чугунных лошадей неслась вперёд. Плечи Загайнова тряслись. Глеб Митрофанович отвернулся. Чувство вины перед парнем настойчиво грызло его. Конечно, один росчерк пера – и конезавод мог бы оплатить