Светить, любить и прощать. Ирина Мартова
к околице, уже бежали испуганные мужики, торопились полуодетые соседки, неслись отчаянно лающие собаки…
Деревенский народ издавна боится пожаров. Этот парализующий страх пришел к людям от предков и, пережив столетия, так и остался навсегда в их душах, вызывая необъяснимый трепет и отчаяние.
Сельчане, охваченные паникой и тревогой, сейчас слились в едином порыве…
Кто-то громко голосил, кто-то бежал, натягивал на ходу тулупы и куртки, схватив ведра и толпясь у колодцев… Все взволнованно переговаривались, суетились, сбиваясь по мере приближения к горящему дому в большую гудящую толпу, похожую на вышедшую из берегов бурлящую реку.
Когда Поля, задыхаясь от быстрого шага, наконец, оказалась рядом, дом уже вовсю полыхал. Он был похож на огромный догорающий факел, тяжело оседающий, озаряющий небо снопами пугающе шипящих и гудящих искр и медленно превращающийся в черный обгоревший сруб. Люди, испуганно галдящие, теперь стояли небольшими кучками и скорбно глядели на уже почти сгоревший дом, рядом с которым суетились пожарные.
Прильнув к женщинам, Поля, тяжело дыша и оглядываясь вокруг, кивнула на пожарище:
– Господи! Что? Что тут такое?
Полногрудая пожилая сельчанка в валенках на босу ногу удивленно взглянула на нее:
– Да ты что, Поль? Не видишь? Сгорел дом-то…
Она всхлипнула, громко сморкаясь:
– Вот беда! Ах, беда какая!
Другая соседка, посмотрела на почтальоншу заплаканными красными глазами, покачала головой и заторопилась, зачастила:
– Ой, Полечка, никто и не знает, с чего началось-то… Я слышу, народ побежал! Мой мужик как вскочил, как закричал, я прямо вся похолодела от ужаса. Прибежали, а тут уже все трещит, полыхает… Люди говорят, вспыхнуло в одно мгновение. Ой, ой! Здесь же эти жили, которые…
Поля кивнула:
– Приезжие. Знаю…
Соседка махнула рукой:
– Да, да, да… Те, что летом переехали к нам в деревню. Вот горе-то! Она-то баба такая хорошая, спокойная, улыбчивая. Полы в конторе по вечерам мыла. А мужика-то у нее не было. Одна ведь горемыка с двумя детьми билась, и вот… Надо же! Ой, горе какое!
Поля, вздрогнув, наклонилась поближе:
– А что? Что с ней? А?
Полногрудая сельчанка пожала плечами:
– Да кто его знает… Дети-то на улице играли, а она в доме была. Одна. Как вспыхнуло, никто и не видел. Никого ж не было рядом… Она-то там, в доме так и осталась. Пожарные, как приехали, так дверь выбили, вытащили ее, но говорят, обгорела бедняжка сильно. Ой, горемычная… Надо же!
Поля похолодела:
– Жива хоть?
– А кто его знает… «Скорая» ее уже увезла, но фельдшерица наша даже побелела, как ее увидела. Говорит, страшно смотреть… Господи, спаси ее!
Соседка истово перекрестилась.
Поля, охнув, нервно схватила заплаканную женщину за рукав:
– А дети? Дети-то ее где? Живы?
Та, шмыгнув покрасневшим носом, вдруг бестолково зарыдала,