Светить, любить и прощать. Ирина Мартова
он понял, кто звонит, тут же поспешно ответил, чувствуя, как в груди заплескалась тихая радость:
– Да, милая?
В трубке зазвенел веселый девичий голос:
– Папуль, привет!
Мужчина засиял:
– Доброе утро! Ну, что? Ты уже на ногах?
Слушая щебетанье дочери, заведующий светился счастьем. Дочь свою он обожал. Он любил ее так сильно, что мог часами говорить с ней, поощрял любые желания, с удовольствием делал ей подарки, покупая и безделушки, и драгоценности с одинаковой щедростью. Анна отвечала отцу тем же: не скрывала от него свои проблемы, делилась девичьими радостями и бедами, советовалась, жаловалась и обязательно прислушивалась. Отношения дочери и отца складывались наполненные большой любовью и уважением и вызывали у окружающих и зависть, и изумление.
Сегодня Сергей Леонидович, к своему огорчению, говорить долго не мог:
– Анечка, я должен работать.
Прости, доченька, очень много дел.
Дочь сразу же поняла:
– Ой, а я болтаю и болтаю. Ну, все, все. Иди, спасай своих новорожденных. Целую.
Отец довольно улыбнулся, согласно кивнул и вдруг спохватился:
– Ой, подожди, милая…. А ты зачем звонила-то? Что хотела? Анна поспешно затараторила:
– Я хотела тебе рассказать о практике… Но это долгий разговор, потом дома поболтаем. Все, папуль! Работай. Не хочу тебя отвлекать.
– Ну, ладно, ладно… Пока, дорогая, надо, и правда, делами заниматься. Сама понимаешь, женщины в роддоме не могут ждать… Маме привет.
Нажав кнопку отбоя, Сергей Леонидович задумался.
Отчего-то вспомнился тот далекий день, когда появилась на свет его любимица. Окунувшись проворной памятью в давний холодный и неприветливый зимний вечер, отец лишь только пожал плечами:
– И как я мог без нее жить раньше?
Ему и впрямь теперь не верилось, что когда-то его Анечки не было на свете. И он спокойно жил без нее, без ее ослепительной улыбки, без ее озорства, без блеска умных лукавых глаз.
Доктор погрузился было в сладкие воспоминания, но, тут же спохватившись, тряхнул головой и, встав из-за своего большого стола, распрямил плечи и шагнул из кабинета.
Надо работать.
Городской родильный дом жил своей обычной жизнью.
Повседневной, привычной, устоявшейся… Суетились медсестры и нянечки, слышались истошные стоны из предродовых палат, спешили озабоченные врачи… Все как всегда.
Роддом – вечное испытание, посланное и женщинам, кричащим от жестокой боли, и врачам, здесь работающим, и отцам, сходящим с ума от долгого и томительного ожидания.
Родильный дом – это священное место, где переплетаются и невыносимая боль, и сковывающий страх, и бесконечная радость, и уносящий в небеса восторг, сотканный из слез, умиления и облегчения. Это новая жизнь, едва ступившая на Землю, хрупкость и зыбкость, надежда и уверенность. Это целый комок бурлящих чувств, сплетение безумной любви и сильнейшей благодарности.
Родильный дом – это сгусток эмоций, выплескивающийся с мольбами и криками, шепотом и рыданиями.
Сергей