Двойники. Ярослав Веров
ж, теперь и ты мне должен. Так даже лучше. Жди меня, Пимский, скоро.
И с тем ушел.
Пимский поднялся из своего фантастического кресла, шагнул за бутылкой розового ликера, стоявшей под креслом, где еще недавно сидел Символист, но ноги его подкосились, и он упал на ковер. Упал и забылся сном. Все-таки он был очень пьян.
Глава шестая
После встречи с Королем Артуром направление пути Мастера Ри обратилось к северу. Башибузук с кривым ятаганом не досаждал, напротив, сколько б Мастер Ри ни оборачивался, всякий раз видел дремлющего янычара. Для прочих же башибузук был совершенно незрим.
День шел за днем. Постепенно вид местности менялся. Всё меньше попадалось полей с аккуратными стогами сена, деревень и городков, обнесенных надежным частоколом. Лес густел, поля становились всё запущеннее, словно на них давно уже не сеяли и не убирали. Иногда, то на холме, то на одиноком утесе возвышались зáмки, один нелепее и несчастнее другого. Дорога становилась всё безлюдней. Случалось, за целый день не встретишь ни души: ни пешей, ни конной.
До поры до времени ничто не нарушало однообразия пути.
Беда случилась в лесу. Старый был лес, большой, но ни крика, ни писка зверя или птицы, ни одного живого голоса не слышно было в этом лесу. Лесная дорога была завалена перегнившей листвой, местами ее преграждали стволы упавших деревьев. И к вечеру, когда сгустились сумерки, в голове словно взорвалось, словно ударило изнутри, он даже споткнулся о выпирающий из земли корень и упал. И вдруг почувствовал, что не в силах подняться: слабость и необычайная сонливость. Но, будучи катанабуси, он мог заставить себя действовать помимо желаний и нежеланий тела. Озарилась воля, он поднялся и двинулся вперед, как слепой, держащийся за посох поводыря.
Его разум словно накрыло плотное свинцовое облако. Всё стало безнадежно пусто и уныло в этом сумрачном и печальном мире. Здесь некуда и незачем идти, все пути ведут в никуда, в безбрежное море мрака. У этого сумеречного моря нет ни начала, ни окончания; здесь властвует многоликая безысходность: то устрашающая, неистовствующая, то мягкая и вкрадчивая, убаюкивающая, то холодная, выстуживающая, то опускающаяся как снег, но тяжелая как урановое покрывало. Не нужно тебе, рыцарь, никуда идти, потому что безысходность, овладевшая миром, для которой всё равно чем владеть, – человеком ли, морем или горой, или воздухом над землей – уже здесь, и нет, и не может быть от нее спасения.
Но Мастер Ри всё шел, точнее брел, утратив ощущение пространства, и время для него словно остановилось. То и дело натыкаясь на деревья, он ничего не видел, а между тем дорога под ногами давно исчезла; он проламывался сквозь дремучую чащобу.
Когда весь изодранный, едва волоча ноги, он выбрался из леса, солнце стояло на закате. На опушке безнадежность и тяжесть отступили, рассеялся мрак перед глазами – он снова мог видеть и чувствовать. Но чувствовал он только боль и безнадежность. И слабость осталась; если бы не его особенная воля, он не смог бы сделать и шагу.
Впереди