Время московское. Алексей Фомин
одновременно скривили губы Николай и его жена. – Тютчевы…
«Мне еще педофилии недоставало», – с ужасом подумал Сашка, так и не взглянув на портрет. Ну не мог же он им открыто заявить, что его в принципе устраивает и Фленушка-Гертруда, но женитьба никак не входит в его планы на ближайшую пятилетку. И исключительно ради того, чтобы замотать вопрос и похоронить его в абсурде тщательных поисков достойной кандидатуры, он предложил:
– А может быть, поискать среди дочерей франкского или кастильского короля?
Предложенные кандидатуры были названы им, исходя лишь из одного параметра – максимальной удаленности от вельяминовского поместья.
Николай коротко хохотнул:
– Ай да Тимоша! Он уже и шутить выучился… Право слово, мама, если уж мы до бояр Тютчевых докатились, то, может быть, действительно нам стоит и среди дочерей франкского короля поискать? Или, того лучше, герцога баварского?
– Не вижу оснований для ерничанья. Не то сейчас время. Да тебе мы с отцом достойную жену подобрали. Дочь нижегородского князя Дмитрия Константиновича, родную сестру жены великого князя Дмитрия. Но после ваших с Иваном выходок даже из имения боязно нос высунуть, не то что невесту достойную искать. А бояре Тютчевы – род хоть и не очень знатный, но многочисленный. А это обстоятельство немаловажное в нынешние смутные времена. – Она поднялась с кресла, подошла к Николаю и, отобрав у него портрет, передала его Сашке. – Держи, Тимоша, знакомься. Это твоя невеста.
Ох, тяжело спорить с боярыней Вельяминовой. Да Сашка и пробовать не стал. Забрал портрет и ушел к себе – разоблачаться.
Но на сегодня события, как оказалось, еще не закончились. Вечером к Сашке в комнату заявилась матушка самолично.
– На, Тимоша, читай. – Она протянула Сашке письмо. – Гонец прибыл из Сарая, от Ивана. Среди его ближних людей мой доверенный человек есть, – пояснила она. – Он и пишет.
В письме сообщалось, что Иван, прибыв в Сарай, провозгласил себя царем и был поддержан всей Ордой. Ярлык на великое княжение Владимирское, выданный его отцом князю Дмитрию Ивановичу, объявлен утратившим силу. Новый ярлык на великое княжение Владимирское выписан на имя Михаила Тверского, и Некомат Сурожанин уже отвез его в Царьград.
– Кто такой Михаил Тверской? – оторвав от письма взгляд, спросил Сашка.
Марья Ивановна от удивления сделала брови домиком, но потом, вспомнив, что ее Тимоша лишь несколько месяцев назад начал знакомиться с миром, объяснила:
– Михаил Тверской – цезарь ромейский. По-русски – Тверь, а по-гречески – Тивериада, она же Византия. Такое было в стародавние времена, еще до Троянской войны. Тогда Русь была византийской провинцией. Да тогда весь мир был византийской провинцией. Они ведь принесли в самые отдаленные уголки свою цивилизацию, действуя не столько мечом, сколько книжным словом. А сейчас это даже не смешно. Михаил мог решиться принять ярлык только в одном случае – если Орда посадит его на великокняжеский трон.
– Это война? Да, матушка?
– Да, сынок. Если