Россия и русские в современном мире. Наталия Нарочницкая
ради которого русский человек готов страдать, готов терпеть любые лишения, готов, наконец, отдать свою жизнь. Это иррациональная идея, это не то прагматическое европейское стремление извлечь максимальную выгоду для себя лично. Это идея российского духа, подчиняет, растворяет в себе и Вашу, и мою индивидуальность. Но взамен и Вам, и мне дает во сто крат больше. Она дает ощущение причастности к великому организму, дает ощущение духа, дает ощущение силы и бессмертия. Не случайно Запад всегда стремился скомпрометировать идею нашей государственности.
Но дело и в нас самих. Мы сами подхватываем порой все эти бесконечные модные западные идейки, соблазняясь их очевидной практичностью, рациональностью, не соображая, что именно в этом заключена их губительная для нас сила. Ну, ничего. Наша собственная идея, в конечном счете, всегда берет верх. Вы посмотрите, даже все наши революции, навязанные нам, как правило, извне, в конечном счете, приводили не к разрушению, а только к укреплению и усилению нашего государства. И так будет всегда.
В.В. Вот я сделал фильм «Зависть богов». Это 83-й год, среда интеллигенции. Там, конечно, все немножко стилизовано под «красный уголок», так сказать. Но, тем не менее, все это правда: и как Москва строилась, и как урожай собирался, и как машины выпускались, трактора и так далее. Я не говорю, что советская власть – это хорошо. Я наоборот считаю, что общество тогда не сумело ответить на вызовы времени.
Оно было обречено. Конечно, ощущались и чудовищные внешние усилия, но, тем не менее, оно само не могло уже дальше развиваться.
Н.А. Согласна.
В.В. Помните, у меня в фильме есть эпизод, в котором говорится о сбитом русскими «Боинге»?
Н.А. Корейском! Я работала в то время в Секретариате ООН в Нью-Йорке. Хорошо помню всю эту историю…
В.В. Так вот, для меня, например, несомненно, что это была провокация. Потрясающий факт: ведь ни одного трупа не нашли! Ни одного трупа из более чем двухсот двадцати! Так же не может быть! Что, они тут же ушли все под воду? Потом командующий дальневосточной авиацией мне рассказывал, что пассажирские чемоданы были очень странным грузом набиты: гору каких-то детских поношенных сандалий из них вытащили.
В фильме я дал высказаться и тем, кто говорил с «Голоса Америки». Это все интеллигенция наша, которая стонала тогда, как ей стыдно быть русскими, как мы могли на такое пойти и так далее. Позорище! Один только человек старшего поколения возразил им: «Да как же! Да не может этого быть!» Так ему, человеку, который считает по-другому, даже слово не дали сказать. В фильме! В художественном фильме! Я не занимаю ничьей позиции, для меня там важна личная трагедия женщины, которая влюбляется во француза, и француз по этому поводу пишет гневную статью в свою газету, за что его высылают из Москвы. И они друг друга теряют. Это любовь всей их жизни, для меня это самое важное было в картине показать. Но меня тут же поставили к «расстрельной» стенке: «О-о-о, вот ты как, вон ты про что, старик!..» Тут же было сформировано вокруг фильма такое серьезное «общественное мнение», что он