ПерекреÑтки Ñудьбы. Ирина Мартова
сколько довелось мне пережить. Чего только не повидал я в этой жизни. Каких ужасов и страстей не испытал… Да и не жил бы уже давно, наверное, если б ты меня не выходила когда-то…
Она хотела что-то сказать, но он предостерегающе поднял руку:
– Нет уж, не перебивай. Ты спросила – я отвечаю.
Долгая, тяжелая тишина повисла в комнате.
Как густая, липкая паутина она приставала к лицу, рукам, телу, спутывая их, делая безвольными и беспомощными.
Тишина связывала, пеленала и баюкала сидящих в крошечной комнате людей, сковывая их волю и сознание. И они, словно поддавшись ее магической силе, замерли, слушая эту тяжелую, нависшую над ними оглушающую тишину.
Где-то там, за окном, кипела жизнь, а здесь сейчас стало так тихо, что даже едва различимый звук работающего холодильника казался громким и неприятно резким.
Валентина терпеливо ждала.
Ни за что она не решилась бы сейчас противоречить ему, самому дорогому и любимому на всем белом свете. Еще бабка ее, когда была жива (в честь которой ее, кстати, и назвали Валентиной), все смеялась бывало над тем, как ее внучка любит своего мужа:
– Что ж ты голову-то совсем потеряла, внученька? Разве можно так мужика любить? Ой, не дело это! Да лучше пусть он тебя больше любит, ты же женщина… Вот глупая-то!
Но Валя тогда лишь упрямо молчала и любила, любила, любила…
Вот и теперь она, боясь дышать, сидела, послушно ожидая, когда Тихон соберется с силами.
Наконец, он, вздохнув, взглянул на нее:
– Хочу тебе признаться, да вот не знаю, поймешь ли…
Сердце у женщины упало куда-то в ноги и покатилось, покатилось, трепеща то ли от страха, то ли от дурного предчувствия.
– Да? В чем же признаться?
Муж неторопливо взял чашку, осторожно глотнул уже остывшего чаю и подвинулся к ней поближе:
– Да не переживай ты так, пожалуйста. Я люблю тебя, ты сама знаешь. И благодарен тебе за все… За терпение твое, за ласку, за помощь.
Валя досадливо поморщилась:
– Тихон, к чему это? Говори уже… Не томи.
– Хорошо, – он согласно кивнул, – значит, вот что… Ты только не волнуйся. – Он снова ласково взглянул на нее, нахмурился, опять вздохнул и как в омут кинулся: – Решил я, Валечка, найти семью свою первую.
Он остановился, перевел дыхание и пристально поглядел на жену:
– Я рассказывал тебе, что потерял их как-то глупо, случайно, бестолково… Да что там! Все не так… Не так! И не терял я их вовсе, не терял! – Он судорожно проглотил ком, вставший где-то в горле, кашлянул и упрямо повторил, словно самого себя убеждая в чем-то: – Не терял, слышишь?! Судьба-злодейка пошутила. Жестко и жестоко. Будто испарились они… Как сквозь землю провалились.
Валя, похолодев от неожиданности, терпеливо молчала, глядя куда-то в сторону. В висках застучало, на глаза навернулись слезы…
Она молчала.
Потом потерла виски и покачала головой:
– Вот оно что… Ну что ж… Ты не удивил меня, Тихон. Нет, не удивил. Чувствовала я, что не забыл ты их, не отпустил память, не смирился.
– Не