И в сотый раз я поднимусь. Галина Артемьева
ходу, времени предостаточно.
В музее царила тишина: без посетителей он переставал быть музеем, возвращаясь к своему первоначальному назначению комфортного барского жилища. Просторная квартира, стильно обставленная дореволюционной мебелью, поражала воображение. Александрович водил очарованную гостью по комнатам, романтически приобняв ее за плечи, склоняя красивую породистую голову к поднятому навстречу восторженному юному личику. Ленка испытывала приятное волнение.
В конце экскурсии гид привел посетительницу в кабинет, усадил на огромный кожаный диван, размером не меньше стоящего тут же рояля. Начались поцелуи.
Через какое-то время Александрович расстегнул все пуговички на ее платье и почти его снял. Тут большие часы с маятником зашипели, засипели и ухнули один раз. Ленка глянула и ахнула: полдевятого! Она вскочила с дивана и, пытаясь натянуть платье, объяснила:
– Надо бежать, мне позже девяти нельзя!
– Если сейчас начнем, к девяти успеешь, – услышала она хладнокровный ответ.
Очумевшая Ленка пометалась, поупрашивала, но на все мольбы слышала только:
– Зря время тратишь, давно бы уже освободилась.
И действительно успела. Не нарушила железную семейную дисциплину. Мама ни о чем не догадалась.
Больше всего удивило Сашу, что Ленка уступила. Саша бы на ее месте, если бы ее стали принуждать, дралась бы, кусалась, царапалась, сопротивлялась всеми способами. Подруга же продолжала теперь почти ежедневно встречаться с Александровичем в его поганом доме-музее.
Знал бы гордый великий композитор, надеявшийся своими творениями осуществить прорыв всего человечества в новую реальность, как будет использоваться его письменный стол, рояль и прочие предметы обстановки! Впрочем, не исключено, что это не вызвало бы у него бурных протестов. Уж слишком специфический дух витал темными ноябрьскими вечерами в этом доме.
– Ты что, его теперь полюбила? – предположила Саша.
– Еще чего! Просто раз уж так случилось, я хочу всему от него научиться.
– Не боишься, что ребенок будет?
– Он сказал, что это его забота, ему тоже проблемы не нужны.
Вот так – буднично и просто. Саша понимала, что это не для нее, что она подождет своего одного-единственного.
Она еще ничего не знала о своей судьбе, никак не представляла свое будущее. Зато многое знала о самой себе: что она может и чего не сможет никогда.
Она убедилась на опыте, что может заставить другого человека думать о ней. Достаточно было широко раскрыть глаза, напрячь зрение, увидеть раскаленную сине-красную сетку и сквозь нее того, о ком думаешь. Ей казалось, что так можно было даже узнать, что делает сейчас этот человек, и попросить его о чем-то. Тот, кого она так звала, появлялся обязательно.
Только часто пользоваться этим умением Саша не могла: очень страдали глаза, болели и плохо видели.
Саша мечтала увидеть весь мир, весь белый свет, а иначе зачем она родилась тут? Вся планета казалась ей