Шрам. Марина и Сергей Дяченко
– не блестящее, как обычно, а темно-красное, почти черное. Постояв секунду, студент сел – неуклюже, так, как и сражался. Стало тихо – слепец решил бы, что на заднем дворе трактира нету ни души. Студент тяжело опустился на истоптанный песок, и неимоверно длинный Соллев клинок выскользнул, как змея, у него из груди.
– Напоролся, – громко сказал лейтенант Дрон.
Эгерт стоял, опустив окровавленную шпагу, и тупо смотрел на распростертое перед ним тело; толпа зашевелилась, пропуская Торию.
Она шла осторожно, словно по проволоке; не замечая Солля, приблизилась к лежащему юноше – на цыпочках, будто боясь разбудить:
– Динар?
Молодой человек не отвечал.
– Динар?!
Толпа расходилась, пряча глаза. Из-под темной куртки лежащего расползалось бурое пятно; вполголоса причитал хозяин гостиницы:
– Вот они, поединки-то… Известно, кровь молодая, горячая… Мне-то что теперь… Что мне теперь, а?
Солль сплюнул, чтобы избавиться от металлического привкуса во рту. Светлое небо, до чего глупо все вышло!
– Динар?!! – Тория просительно заглядывала лежащему в лицо.
Дворик пустел; уходя, высокий седой постоялец бросил в сторону Солля внимательный, с непонятным выражением взгляд.
Студента похоронили на деньги города – поспешно, однако вполне достойно. Город был обеспечен сплетнями на целую неделю; Тория обратилась с жалобой к бургомистру, и тот принял ее – но только для того, чтобы выразить соболезнование и развести руками: дуэль происходила по всем правилам, и, хоть безумно жаль погибшего юношу – но разве не сам он вызвал господина Солля на поединок? Увы, дорогая госпожа, сей прискорбный случай никак нельзя назвать убийством; господин Солль неподсуден – он дрался на поле чести и, в свою очередь, тоже мог быть убит… А если покойный господин студент не носил оружия и не владел им – так это несчастье господина студента, но никак не вина лейтенанта Солля…
Со дня поединка прошло четыре дня, три дня прошло после похорон. Серым ранним утром Тория покидала город.
Неделя пребывания в Каваррене положила на ее лицо черные траурные тени. Котомка студента оттягивала руку, когда она сама, без посторонней помощи, брела к ожидающему у входа экипажу; глаза, угасшие, окруженные темными кольцами, смотрели в землю – и потому она не сразу узнала человека, любезно откинувшего подножку кареты.
Чьи-то руки помогли ей забросить котомку на сиденье; механически поблагодарив, Тория подняла глаза и лицом к лицу встретилась с Эгертом Соллем.
Эгерт давно караулил невесту убитого им студента – сам до конца не зная, зачем. Возможно, ему хотелось извиниться и выразить сочувствие – но вероятнее, что навстречу Тории его толкала некая смутная надежда. Сам обожающий риск и опасность, он привык легко относиться к смерти, своей и чужой; что же может быть естественнее – разве победитель не вправе рассчитывать на долю наследства, оставленного побежденным?
И Тория встретилась с Эгертом глазами.
Он