ПушкинÑкие меÑта РоÑÑии. От МоÑквы до Крыма. ÐлекÑандр ВаÑькин
его младенцем в 1799 г. и здесь же, на Псковщине, в Святогорском монастыре, поэт нашел последнее упокоение». Закономерно, что это место пушкинской ссылки уже много лет обладает огромной силой притяжения и стало объектом непрерывного паломничества.
И опять Москва, встреча с новым царем. Женитьба, в преддверии которой Пушкин наведывается в Полотняный Завод, и на карте его путешествий появляется Калужская губерния… Петербургская семейная жизнь, сопровождавшаяся многократными переездами… Особенно хочется отметить, как в книге подана история дуэли и смерти Пушкина. Документальный жанр не располагает к лирическому самовыражению, но, по-моему, в этой части книги Александра Васькина звучит глубокий и неподдельный трагизм. Главка о похоронах поэта названа цитатой из Александра Тургенева, сопровождавшего гроб в Святогорский монастырь: «Заколотили Пушкина в ящик». Лично мне близок такой человечный взгляд, и я не склонен разделять новейшие мифологические концепции о том, что Пушкин, дескать, строил свою жизнь как художественное произведение и что его смерть – необходимый эффектный финал этой драмы. Думается, читатель этой книги, проследовав вместе с автором по трагическому маршруту от кондитерской Вольфа и Беранже на Невском проспекте до Черной Речки и потом до дома на набережной Мойки, испытает неутолимую сердечную боль, переживет уход поэта как собственную личную потерю.
А завершается книга, построенная не в хронологической, а в топографической последовательности, главой о поездке Пушкина в Поволжье и на Урал. Это крайняя восточная точка пушкинской географии. Пушкин здесь живой, погруженный в нелегкие исторические разыскания…
Путешествуя по пушкинским местам, мы неизбежно выходим и в более широкое литературное пространство, встречаемся и с современниками поэта, и с его творческими наследниками. Например, собрались мы взглянуть на дом Брискорн (Галерная, 53), в котором молодожены Пушкины поселились, приехав из Москвы в Петербург. Идти надо по Галерной улице, путь на которую от Сенатской площади открывает ахматовская строка «На Галерной чернела арка» (есть у поэтессы еще строки: «Ведь под аркой на Галерной наши тени навсегда»). А за несколько шагов до цели мы увидим дом, где жил Александр Блок и куда приходила с мороза раскрасневшаяся Наталья Волохова.
Сравнительно недавно мне довелось быть в знаменитом Доме Мурузи на Литейном проспекте (где когда-то жили Мережковские и Гиппиус) и стоять на балконе квартиры Иосифа Бродского, выходящем на улицу Пестеля (бывшую Пантелеймоновскую). Невозможно было не ощутить там близость дома Оливье, из которого в 1833–1834 годах Пушкин смотрел на ту же Пантелеймоновскую улицу.
А в Москве за домом Хитрово на Арбате (там теперь Музей-квартира Пушкина) сразу следует дом, где жил Андрей Белый, крупнейший русский символист и, помимо прочего, исследователь пушкинских стиховых ритмов. Если пойти от музея налево, то из арбатского двора выйдет Булат Окуджава, и мы услышим одну из его самых