Чрезвычайный и полномочный. Артем Тихомиров
нам ущелье… – повествовал Бородульф, чертя обмакнутым в соус пальцем на столе какие-то таинственные схемы.
Что-то пролетело над их головами.
Виконт сунул в рот целого жареного цыпленка и попытался разгрызть его целиком, по-варварски. Не смог. Хрюрл долго и с хохотом колотил посла Тиндарии по спине, пока все, что залетело тому в дыхательное горло, не вышло наружу.
Лилово-синий, Талиесин попытался сказать «спасибо», но дыхания по-прежнему не хватало.
Кислородное голодание заставило его-таки немного полежать в обмороке.
Пришел в себя виконт от энергичного сотрясения. Кто-то пытался выдернуть благородные кости из положенных пазов. Талиесин вскрикнул и тут же понял, что так Бородульф пытается привести его в чувство.
Знаками он показал, что все нормально. Его посадили на место и вручили новую кружку пива.
Пирушка все больше напоминала пожар в борделе, где к тому же временно разместили незадолго до несчастья сотню сумасшедших и питейное заведение.
Гномы и кобольды устлали пол своими телами. Словно поверженные воители на поле битвы, они лежали среди обожравшихся собак, костей и объедков. Наверное, и постанывали – но никто этого не слышал.
Музыканты, те, что остались в строю (двое), продолжали исполнять свой долг. Словно затеяв с ними соревнование, некий скальд, вооруженный волынкой, устроился неподалеку от короля и дул изо всей силы в свой инструмент. Звуки, один ужаснее другого, рвались из недр волынки, и ни у кого просто не было шансов составить ему конкуренцию.
Бородульф что-то говорил. Виконт смотрел на короля, который любезничал со своей благоверной. Фиенс исчез без следа. На его месте осталась только небольшая лужица чего-то неопределимого.
– Понимаешь, брат, когда ты становишься хрюрлом, а потом и вождем, на тебя сваливается куча обязанностей, – жаловался на судьбу Бородульф. – Да… Никакой тебе свободы. Только и следи за охламонами, чтобы не перепились раньше времени, чтобы добычу не заныкивали…
Талиесин слушал с умным видом, хотя понимал все меньше.
На какое-то время он отключился, а когда пришел в себя, узрел замечательное зрелище.
Стол сдвинули к трону, чтобы освободить побольше места в середине зала. Гномов, кобольдов и собак стащили в угол и нагромоздили кучу-малу, чтобы не мешали.
– Это чего такое? – спросил Талиесин, еле двигая губами и мозгами.
– А, Офигильда решила размяться, – сказал Бородульф. – Пивко с мухоморами в голову ударило…
До эльфа доходило долго, почти десять минут, в течение которых он имел счастье наблюдать, как громадные дружинники Пнилла летают по залу, словно пуховые подушки.
Слышались могучие удары, похожие на те, какими бог-громовержец колошматит своим молотом по дождевым облакам. Это Офигильда отвешивала своим противникам оплеухи. Каждая такая повергала бывалого воителя оземь, словно это и не бывалый воитель, а тиндарийский аристократ.
Дружинники налетали со всех сторон, действуя на пределе возможного. Орали, рычали, словно бросались в бой с троллями,