Фельдмаршал Румянцев. Виктор Петелин
случайно на русском престоле, начала войну, ни в чем не уступив притязаниям шведов. Так как же я, дочь Петра, соглашусь на постыдные для моего Отечества условия, порочащие память моего отца. Не отдам я земли, за которые пролито столько русской крови.
Эти слова произвели большое впечатление в Версале и Стокгольме, которые не ожидали такого решительного заявления со стороны молодой императрицы, всецело, как им казалось, обязанной французскому и шведскому влиянию на европейские дела.
Сам-то Шетарди хорошо знал, что он не оказывал ни малейшего влияния на дворцовый переворот, но не мешал распространению слухов о своем активном участии в возведении императрицы на престол ее отца. Таким образом введены в заблуждение были и французские, и шведские политики, от которых многое зависело… Наконец-то пришел их день… Французский король прямо предлагал посредническое свое участие в переговорах между Швецией и Россией, но, само собой разумеется, французский король будет добиваться выгодного для Швеции мира. Вот против такой постановки вопроса и возражало русское правительство: оно готово пойти на мирные переговоры только при условии отказа Швеции от всяческих притязаний…
12 января 1742 года французский министр иностранных дел Амелот писал посланнику в Турции графу Кастелляну: «Теперь еще рано начертать план наших действий относительно России.
Восшествие на престол принцессы Елизаветы нам выгодно в настоящую минуту потому, что немецкое правительство было совершенно преданно венскому двору; а новая царица обнаруживает расположение к Франции и требует ее посредничества для окончания шведской войны. Но до сих пор все это только одни слова, и его величество король как прежде, так и теперь желает чести и безопасности шведов. Они не могут заключить мира, не приведя по меньшей мере в безопасность своих границ, и я предвижу, что Россия может согласиться на это только из страха перед союзами, могущими образоваться против нее. Поэтому вы должны поддерживать расположение, которое Порта начала оказывать в пользу Швеции».
Влияние французского посла с каждым днем царствования Елизаветы падало: он сделал несколько опрометчивых шагов, вызвавших недовольство Амелота. «Я был очень изумлен, – писал Амелот Шетарди, – что на другой день после переворота вы решились писать к графу Левенгаупту о прекращении военных действий. Еще более изумило меня то, что вы хотели взять на свою ответственность все последствия этого. Я не могу примирить такого образа действий с знанием намерений короля, какое вы имеете, и с вашими собственными известиями о худом состоянии московской армии, которая нуждалась в необходимом и которая, по вашему мнению, неизбежно потерпит поражение при первой встрече со шведами. Ваши письма были наполнены известиями о слабости русского правительства, которое до сих пор внушало почтение иностранцам только наружным блеском, скрывавшим внутренние язвы. Каким образом могло случиться, что в 24 часа изменилось все и русские