Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.. Виктор Петелин
крыльями, проносились под мостом. Больше всех радовался Михаил Александрович. Он крошил булку отдельно чайкам, отдельно селезню, чтобы никого не обидеть. Охотник и рыболов беседовал с ручными птицами.
– Ваши чайки меньше наших, донских. Но зато влтавский селезень – настоящий красавец… Ой, какой молодчина, упитанный, крутобокий! Вы посмотрите: посидит, встанет, а в воду ему что-то не хочется. Лентяй. Да, река в городе – великое дело. Она сохраняет связь с деревенской природой.
Невозможно было увести Шолохова от воды. Ни одного из каменных святых, выстроившихся целой аллеей, он не удостоил вниманием. Селезень был ему милее! Барокко есть барокко, но селезень – он ведь живой и какой великолепной окраски, а чайки – это уже сама вольная вода, тихий Дон!
На Малостранской улице, рядом с башней, Шолохов увидел цветочный магазин.
– Не забудь про семена из Праги, – напомнил он Мише. И объяснил мне: – Везде, где я бываю, я достаю семена местных цветов и потом сажаю их у себя в Вешенской. У нас уже есть английские, шведские, норвежские цветы… Теперь будут и чешские…
Миша пообещал, что обязательно достанет семян.
На Малостранской площади нас дожидались машины, и мы поехали по улице Неруды6 к Граду. По пути Шолохов неожиданно завел речь о строительной идее Праги. О Граде, Подградье, о реке, разрезающей город пополам, о холмах. Прежде чем приехать в Прагу, он изучил план города. И теперь сравнивал Прагу с Киевом и, если не ошибаюсь, с Эдинбургом. Но ни разу я не услышал от него: романский, готический, ренессансный, барочный… Словно стили его вообще не интересовали. Словно он видел город лишь в его целостности.
– Атмосфера Праги объединяет все стили, – заметил я.
– Вероятно… И в этот сплав чудесно впишется город будущего, где-нибудь вон на тех холмах.
Шолохову не захотелось осматривать залы Града.
– Это есть и у нас в Кремле и в Ленинграде. Осмотрим лучше собор!
Особенно занимали его раскопки, ведущиеся под храмом. Он восхищенно заулыбался, увидев статуэтку святого Иржи, побеждающего дракона:
– Смотри, Мария, вот так чудо! Вот так конек!
Мы вошли в храм, и Михаил Александрович сразу же устремился в его древнюю часть. Он безошибочно распознал, что тут шестисотлетней давности, а чему нет и сотни лет. Что создано великими каменщиками, а что – малозначительными архитекторами…
В тот день была открыта Сватовацлавская часовня. Шолохов захотел услышать обстоятельный, со всеми подробностями рассказ о трагедии рода Пршемыслов, шекспировской, феодально-жестокой. Заинтересовала его судьба драгоценностей чешской короны.
Гигантского роста причетник в синей сутане стал рассказывать нам, как во время оккупации Рейнхард Гейдрих7 вместе с женой и детьми вошел в сокровищницу, взял в руки жезл, державу и свато-вацлавский меч и начал примерять себе и сыновьям корону.
– Кто святотатственно прикоснется к чешской короне, тому не миновать злой смерти! Так случилось и с самим Гейдрихом и с его