Мужские игры. Александра Маринина
уже лучше, – шепотом похвалил его тот, что сидел слева.
– Ты привлекался по делу об убийстве на Павелецком вокзале?
– Да.
– В каком году это было?
– В прошлом.
– Конкретнее, – потребовал тот, что стоял перед ним с камерой.
– В девяносто пятом.
– Значит, уже в позапрошлом, – уточнил тот, что сидел справа. Он тоже говорил шепотом.
– А, ну да, в позапрошлом, – послушно согласился Никита.
– Почему же тебя не посадили?
– Доказательств не было.
– Расскажи, как было дело. Подробно.
– Мы должны были встретить поезд…
– Кто это – мы? Я же сказал: подробно.
Никита рассказывал о совершенном полтора года назад убийстве, проклиная все на свете, но в первую очередь – себя, свою слабость. Он боялся боли, он никогда не участвовал в драках, и при помощи силы из него можно было веревки вить. Тогда, в девяносто пятом, его много раз допрашивали, но допросы он вынес легко. Он был неглупым парнем, обладал хорошей памятью и смекалкой, поэтому в показаниях не путался, твердо стоял на своем, быстро поняв, что прямых доказательств у следствия нет и менты только ждут от него ошибки, уцепившись за которую его будут раскручивать. Он такой возможности им не дал, и его отпустили с миром, а то убийство так и осталось нераскрытым. От корешей он наслушался всяких страстей про то, как в милиции бьют, и понимал, что, если его ударят хотя бы два раза, он расколется. Но его почему-то не били. И это его спасло.
А вот сегодня явились эти трое, заломили руки и стали избивать. Ему было очень больно и очень страшно. И он рассказал им все.
Настя очень боялась, что прощальный вечер у Гордеева получится грустным, но ее опасения, к счастью, не оправдались. Тон задал сам Виктор Алексеевич, который много шутил, в основном на тему: кот из дому – мыши в пляс.
– Знаю, знаю, – приговаривал он, – рады до смерти, что я наконец от вас уйду и перестану приставать со своими завышенными требованиями. Вот уж вам свобода будет с новым-то начальником.
Новый начальник тоже был здесь, шутки Гордеева охотно поддерживал и вообще показал себя обладателем живого и тонкого юмора. Рюмки не боялся, пил наравне со всеми, но видимых признаков опьянения не обнаруживал.
Поскольку, кроме жены Гордеева, Надежды Андреевны, Настя была в этой компании единственной женщиной, она рьяно взялась помогать хозяйке на кухне. В один из таких моментов, взявшись вымыть тарелки перед подачей горячего, Настя осталась на кухне одна. Перемыв посуду, она собралась было уже выйти в комнату, но неожиданно передумала. Навалилась тоска, в горле встал противный ком, к глазам подступили слезы, и она присела за кухонный стол, налила себе стакан воды из-под крана и закурила. Да и от шума захотелось отдохнуть.
– Вы опять прячетесь? – раздался у нее за спиной голос Мельника.
Она обернулась и сделала приветливое лицо. Барин стоял рядом с ней, держа в руках рюмку и бокал.
– Давайте выпьем, Анастасия Павловна, – сказал он, протягивая ей бокал. – Это мартини.