Сама виновата. Мария Воронова
плевать, что написано на этой жалкой бумажке.
– Может быть, добавить немного энергии? – спросила она наобум. – От этого произведение только выиграет.
– Полина, – спокойно, но уверенно возразил Кирилл, – я много работал над этими стихами, и мне кажется, что довел их до того состояния, когда надо или оставить как есть, или выбросить.
– Согласна, идеальность убивает жизнь. – Полина засмеялась и положила руку ему на колено.
Еще секунда, и он не устоит, набросится на нее, и тогда все, можно праздновать победу.
Кирилл поднялся:
– Извините, Полина Александровна, мне пора идти.
– Куда же вы так торопитесь?
– Надо купать ребенка. Сами понимаете, режим…
– Но мы ничего толком не обсудили!
Он пожал плечами:
– Что обсуждать? Я свою работу сделал, а дальше вы сами решайте, показывать ли рукопись.
– А моя статья о вас?
– Я вам полностью доверяю, Полина Александровна. Еще раз спасибо, что заинтересовались моей скромной персоной.
Полине удалось продержать на лице любезную улыбку до того момента, когда за Кириллом закрылась дверь. Но потом она отошла в глубь квартиры и разрыдалась горько, как в детстве, когда казалось, что это еще может помочь.
Она не плакала с тринадцати лет, наверное, поэтому ей стало легче.
Полина готовилась к трудной ночи, полной отчаяния, но неожиданно крепко заснула, видела хорошие сны, а утро принесло спокойствие. «Обойдусь», – прошептала она и вдруг поняла, что действительно обойдется.
…Григорий Андреевич заглянул ей в глаза:
– Так что, Полина Александровна?
Она нарочито медленно поднесла чашку к губам и сделала крохотный глоток.
– Откровенно говоря, я надеялась, что вы сами выяснили это недоразумение.
– Простите?
– О, так вы до сих пор не знаете? Во всяком случае, я верю, что не знали, когда предлагали мне поставить свое имя рядом с именем этого фашиста.
Умильная подобострастность мгновенно сошла с лица редактора, взгляд серых глаз сделался суров:
– Вам точно это известно?
Полина тяжело вздохнула и развела руками.
– Надо же… А я был уверен, что это примерный рабочий.
– Григорий Андреевич, о таких вещах люди обычно в автобиографии не пишут.
– Но, судя по его стихам, это вполне зрелый, тонко чувствующий человек.
– Мне тоже так показалось, но, к счастью, я навела справки, и выяснилось, что этот тонко чувствующий на самом деле матерый неформал, фашист, который многократно пытался опубликовать свои произведения на Западе. Григорий Андреевич, если вас это не смущает, то это ваше дело, но лично я не хочу иметь с фашизмом ничего общего. Просто абсолютно ничего!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно