Какое надувательство!. Джонатан Коу
совершенно очевидно, что ты сам их не любишь, а для этого должна быть при…
В дверь предусмотрительно постучали; сухая и мрачная фигура дворецкого сделала в комнату несколько почтительных шагов:
– Подали напитки, сэр. В малой гостиной.
– Благодарю вас, Гимор.
Дворецкий повернулся на каблуках, собираясь выйти, но Мортимер задержал его:
– Э-э, Гимор?
– Сэр?
– Не могли бы вы заглянуть и посмотреть, как там дети? Мы оставили их в детской. Они с медсестрой Бэклан, но вы же знаете, как она… иногда задремывает.
– Непременно, сэр. – Дворецкий умолк и перед тем, как выйти из комнаты, добавил: – Могу ли я, сэр, от лица всего персонала передать вам самые теплые поздравления с днем рождения?
– Спасибо. Это очень любезно.
– С нашим удовольствием, сэр.
И он беззвучно вышел. Мортимер подошел к окну и остановился за спиной у жены – та не сводила глаз с безжалостного пейзажа.
– Что ж, наверное, нам лучше сойти вниз.
Ребекка не шелохнулась.
– С детьми все будет хорошо. Он за ними присмотрит. Абсолютно славный парень.
– Надеюсь, они ничего не поломают. У них всегда такие буйные игры, а Лоренс нам потом все мозги проест.
– Это только Родди дьяволенок. Он постоянно Хилари подначивает. Она-то девочка славная.
– Оба друг друга стоят.
Мортимер начал поглаживать ей шею. Он ощущал ее нервозность.
– Дорогая моя, ты вся дрожишь.
– Сама не знаю, в чем дело. – Он сел рядом, и Ребекка приблудной птичкой инстинктивно прижалась к его плечу. – Меня всю трясет. Я просто не в силах видеть их.
– Если ты переживаешь из-за Табиты…
– Не только…
–.. то тебе нечего бояться. Она сильно изменилась за последние два года. Они с Лоренсом сегодня поговорили. Я искренне считаю, что Табита забыла обо всем, что связано с Годфри: даже не помнит, кто он такой. Она же писала все эти милые письма Лоренсу из… из дома и говорила, что с ее стороны все прощено и забыто. Поэтому я не думаю, что сегодня у нас с ней будут какие-то неприятности. Врачи утверждают, что она более-менее вернулась к нормальной жизни.
Мортимер сам слышал в своих словах пустоту и ненавидел себя за них. В этот же самый день он стал свидетелем прежней эксцентричности сестры: он застал Табиту врасплох, прогуливаясь по самому отдаленному и глухому участку поместья. Выходя с кладбища гончих, Мортимер собирался направиться к лужайке для крокета, но заметил, что в гуще кустарника на корточках сидит Табита. Он приблизился, стараясь не шуметь, чтобы не напугать ее, и с ужасом услышал, как она бормочет что-то себе под нос. Душа у него ушла в пятки: похоже, он слишком хорошо думал о ее нынешнем состоянии, и его предложение позволить ей участвовать в семейном торжестве было слишком опрометчивым. Не сумев ничего разобрать в ее обрывочном бормотании, Мортимер вежливо кашлянул, Табита испуганно вскрикнула, кусты затрещали, и секунду спустя она вылетела из них, нервно смахивая с одежды веточки и колючки, почти не в силах говорить