Траектория чуда. Аркадий Гендер
вого отрочества, бесшабашной юности и начала безоглядной зрелости пятница означала, что завтра – суббота, и не надо идти туда, куда все будние дни я ходить был должен (в школу, в институт, на работу). А поэтому все мысли были о том, как с пользой для тела провести предстоящие субботу и воскресенье, чтобы потом всю длинно-нудную должную неделю не было мучительно горько за бездарно потраченные выходные. Но последние лет десять, прошедших в постоянной погоне за вечно ускользающим миражом материальной независимости, мое отношение к пятнице радикально изменилось, потому, как день этот стал, как правило, нести с собой совершенно другие эмоции, нежели прежде. Наступление пятницы теперь чаще всего означало, что завтрашняя суббота опять «черная», то есть рабочая, и пройдет она снова в бесплодных попытках за один день сделать то, что не удалось за целую неделю: хоть немного выровнять постоянно норовивший окончательно завалиться на бок «бусинесс», как произносит немного на испанский манер английское слово «бизнес» моя тетушка. И, разумеется, сделать этого не удастся, потому что чудес не бывает, по крайней мере в моей жизни. А потом будет воскресенье, куцее от такой же бесполезной попытки отоспаться то ли за всю предшествующую неделю, то ли на всю предстоящую. Правда, летом рабочих суббот я себе практически никогда не устраивал, имея на выходные сверхмиссию – везти семью на дачу. Но поскольку я дачное времяпрепровождение люблю ненамного больше, к примеру, цианистого калия, то по мне лучше бы работать, чем приобщаться к матери – сырой земле посредством спиногибной прополки грядок и штыколопатного окучивания кустов и деревьев. Но в любом случае, вне зависимости от времени года, предстоящие выходные были лишь короткой передышкой, за которой фатальной неизбежностью маячила зловещая тень надвигающейся новой недели со всеми своими проблемами. И поскольку в этот короткий перерыв ничего такого, чтоб душа развернулась, все равно не светило, то лучше бы их и вовсе не было, выходных этих. В общем, не люблю я пятницу, и совершенно неудивительно, что эта история, так круто изменившая всю мою жизнь, началась именно в пятницу.
Итак, был вечер обыкновенной, рядовой пятницы, ничем особенным не выделяющейся из череды точно таких же пятниц. Разве что – жарко было очень. Но лето вообще выдалось жаркое и, несмотря на близость календарной осени, заканчиваться оно явно не собиралось. Я, Глеб Неказуев, тридцати восьми лет от роду, московский бизнесмен очень средней руки, как самокритично я сам оцениваю свои трудовые достижения, сидел в одиночестве в нашей крохотной комнатке, которую мы с моим компаньоном Гохой громко именуем офисом. Находится офис наш на втором этаже старого невысокого особнячка на Николо-Ямской, бывшей Ульяновской. В открытые настежь маленькие окна, так некстати выходящие на проезжую часть, дышал плавленым асфальтом и автомобильным выхлопом уходящий август. Заканчивалась очередная совершенно бездарная с точки зрения бизнеса неделя, которая протекла так же сонно и лениво, как и вся жизнь в ошалевшей от жары Москве.
Делать было нечего совершенно. Оставалось обреченно вздохнуть, встать с кресла, закрыть окна-двери, сдать офис на охрану и поехать домой. Там ждала любимая, в общем-то, жена Галина, дочка – хулиганка Юлька и стандартно вкусный, но такой обычный семейный ужин. Потом, скорее всего, будет обсуждение какой-нибудь особо наболевшей у жены проблемы, если останется время – сериал и новости по ящику и, наконец, супружеская постель. Не исключено, что Галина наверняка прозрачно намекнет на требования раздела «Обязанности» нашего неписаного супружеского контракта. Я, знамо дело, от этой рутины под видом жуткой усталости привычно откошу, и все – спать. Боже, какая тоска! Что же на сей раз придумать, чтобы рассеять грусть-печаль перед неизбежно подступающими выходными? Я встал, с трудом отлипнув спиной от кожаной обивки кресла. Был бы Гоха, можно было бы, к примеру, выпить – все какое никакое разнообразие, хотя в такую жару от одной мысли о выпивке становилось как-то особенно жарко. Но старый дружбан и одноклассник Гоха, а по совместительству – мой компаньон по тщетной борьбе за прибыль Гораций Феоктистович Семизуйко, еще с обеда укатил на свою фазенду, так как в отличие от меня человеком был вполне земным. Не в смысле приземленности, а в смысле – любит он в земле покопаться беззаветно, и свои шесть соток для него – лучший отдых и релакс. Тут бизнес, понимаешь, стоймя стоит, а ему только радость, что можно с чистой совестью упылить на дачу – дескать, делать-то все равно нечего. Так что даже выпить – и то не с кем. Конечно, можно было позвонить Жанне. Раньше я так и сделал бы, ни о чем другом, кроме встречи с ней, и не мечтая, но сейчас наши отношения были уже не те. Не хватало еще нарваться на отповедь, что ей, дескать, нужно ехать с мужем на дачу, хотя еще пару месяцев назад она сначала встретилась бы со мной, а потом отправилась бы отбывать супружескую повинность, хотя отказ ехать с мужем на машине был чреват для нее двухчасовой потной давиловкой в электричке. И вообще, – если бы хотела увидеться, позвонила бы сама! Не хватало еще навязываться. В общем, как в песне – безнадега точка ру. Точка ру, точка ру… Точка, ру! А ведь это – мысль интересная!
Я опять опустился в раскаленные объятия своего кожаного кресла и включил компьютер. Мощный «Пентиум» в мгновение ока выгрузил на экран монитора мою любимую заставку – атолл с пальмами в пене тихоокеанского