Шаг в бездну. Наталья Александрова
мне уже лучше.
– Сан Саныч, расскажите мне теперь подробно, о чем вас там на следствии спрашивали.
– Ну что, как я понял, родственники Марины пожаловались на того следователя, который дело вел, там у них какая-то внеочередная проверка, начальство устроило разгон, и дело передали в другое место, я там у них не разбираюсь. В общем, прихожу я, сидит в кабинете дама такая представительная, лет пятидесяти, серьги у нее большие зеленого цвета. «Старший следователь Громова», – говорит. А до этого она меня два часа в коридоре продержала, в интересах следствия, наверно. Я, конечно, уже там, в коридоре разозлился, на работу ведь надо! И как взяла она меня в оборот! Показывает официальное заключение из консультации о том, что Марина была беременна, и спрашивает, что вы, я то есть, об этом думаю. Я говорю, ничего не думаю и ничего не знаю.
«А какие у вас были отношения с вашей лаборанткой?»
Я говорю: «Чисто служебные были отношения».
«А почему у вас с ней все время были конфликты? А может быть, вы к ней, так сказать, нерабочий интерес испытывали, а она вам не уступала?»
И смотрит на меня так, пришурясь, что вот, мол, козел старый, взял девочку молоденькую в лаборантки и вязался к ней в кабинете.
Я говорю: «Вы уж что-нибудь одно мне инкриминируйте: если она мне не уступала, то к беременности ее я никакого отношения не имею, а если она мне уступила, то зачем мне с ней тогда ругаться?»
А она тогда тему меняет и спрашивает: «А где вы были, гражданин Лебедев, шестого ноября с семи до одиннадцати вечера?» – прямо как у Райкина, только мне не до смеха.
«Вышел с работы, – говорю, – в пять часов пятнадцать минут, как полагается, человек я одинокий, прошелся по магазинам и к девяти примерно дома был».
«Это, – говорит, – мы у ваших домашних спросим, но даже если и были вы дома в девять часов, то где же вы без малого четыре часа пропадали?»
Я говорю: «В магазинах по очередям стоял, а потом домой пешком шел». Она не верит. И не могу я ей объяснить, что неохота мне с невесткой на кухне лишний раз сталкиваться, я жду, когда они поужинают и уйдут. Я поэтому и на работе все время задерживаюсь, а тут все опечатали. И от болезни будто молот в голове от ее слов стучит.
– Кошмар какой!
– Ну, в общем, отпустила она меня. Идите, говорит, гражданин Лебедев, и не волнуйтесь: мы с вами часто будем встречаться, и процент раскрываемости у меня оч-чень высокий. Вышел я на улицу, в голове гудит, руки трясутся, чувствую, что если не поговорю с кем-нибудь, точно рехнусь. Ну и поехал к вам.
– Да-а, – протянула Надежда, – выражаясь юридическим языком, алиби у вас слабовато.
– А вы бы что подумали насчет того, что я четыре часа до дома добирался?
– Я бы подумала, что вы какую-то знакомую женщину навещали и теперь ее впутывать не хотите.
– Да нет у меня никаких знакомых женщин!
– Нет? А кто же рубашки вам стирает так чисто?
– Да сам я стираю себе рубашки! И белье! И носки!
– Сан Саныч, да вы же уникум! Конечно, я понимаю, жизнь заставляет, но чтобы так