Золотая лихорадка. Наталья Корнилова
чести сказать, я не знала и перечисленных людей, не говоря уже о тех, которых Родион Потапович оставил за кадром. Впрочем, это было малосущественно, особенно в контексте сегодняшнего шульгинского откровенничанья.
– Значит, на археологические раскопки? – протянула я тем же тоном, каким, верно, следовало бы произносить фразы типа «значит, за кефиром собрались?» или «ваша мать женщина». – Ну хорошо, Родион Потапович, желаю вам откопать какого-нибудь этакого незаурядного… неандертальца.
– Их там не раскопаешь, – с нотками обиды отозвался босс, – там мощный пласт древнегреческой культуры. Эллинистическая периферия.
Никогда не замечала в любезном Родионе наклонностей к истории, тем более древней. Тем более археологии. Если и приходится кого откапывать, так какого-нибудь более свежего индивида, нежели все эти неандертальцы и кроманьонцы. Скажем, банкира Мамонтова, с разрешением на эксгумацию которого так долго телились в окружной прокуратуре.
– Ну что же, – проговорил Родион непонятно к чему, – это, конечно, замечательно, но согласись, что в накаленной Москве, если ты не миллионер, больно-то не отдохнешь. Да и миллионеры, если говорить откровенно, предпочитают иные места летней дислокации.
Я повернулась и молча вышла.
Через два дня, нагруженный неимоверным количеством совершенно бессмысленных и ненужных вещей, к коим он всегда питал пристрастие, Родион Потапович вылетел на братскую Украину, где, как выяснилось, у него тоже много друзей. Среди его личного багажа числились такие нужные в сельской местности вещи, как ноутбук, набор курительных трубок, паяльник, саперная лопатка, а также эпиляционный крем Валентины (зачем?) и могучие болотные сапоги.
Глава 2
Особого желания отдыхать у меня не было. Напротив, я была снедаема какой-то жаждой деятельности, почти мучительной, похожей на чесотку. Наверно, это не совсем нормально, потому что именно в этот сезон, жаркий, тягучий, раскаленный, никому из вменяемых граждан не хочется работать или даже обозначать деятельность, а если кто-то это и делает, то только по принуждению.
Меня никто не принуждал, но почему-то именно в эти редкие дни, когда хотелось работать просто дико, босс объявил, что я могу отринуть все рабочие моменты и всецело погрузиться в пучину отдыха. Именно пучину, потому что в парадоксальные эти дни мне казалось, что отдых – это некая многоголовая гидра, которая, вцепившись, уже не отпустит.
Босс укатил в свой Николаев, где у него в очередной раз нарисовались новые (читай – старые, просто неизвестные нам) знакомые. Если честно, то мне это все равно. Я состою у него в роли ассистентки, первой помощницы и секретарши. Не секретутки, столь распространенного в России призвания, а именно секретарши.
Самым обременительным для меня в первые дни его отъезда было успокаивание Родионовой супруги, по совместительству моей лучшей подруги – Валентины. Правда, в последнее время в ней резко взыграл инстинкт собственницы,