Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка. Михаил Черейский
обещали квартиру, но ближе к Новому году.
Оказалось, что папа в Манзовке в командировке, налаживает объект. И как наладит и сдаст, так сразу вернется в Воздвиженку, и мы с ним. Я тогда не знал, что за объект такой, но со временем разобрался. Это был приводной радиомаяк аэродрома, с помощью которого самолеты возвращались на аэродром и заходили на посадку в облачную погоду и ночью. Манзовский аэродром был как бы филиалом большого воздвиженского аэродрома, служил ему запасным и принадлежал той же дивизии дальней авиации, в которой служил папа. Должность его была – заместитель по технической части командира отдельного радиотехнического дивизиона, а сокращенно “зампотех системы”. Командиром дивизиона был майор (потом подполковник) Мальков, добродушный дядька, ничего не понимавший в радиотехнике и при словах “анодное напряжение” впадавший в тоску, которую немедленно заливал стаканом высококачественного технического спирта. В авиации вообще спирт не проблема, но для засекреченной – даже от своих же летчиков – радиолокационной техники отпускали спирт какой-то особой очистки. Поэтому распоряжавшиеся им Мальков и папа пользовались в местных офицерских кругах несколько раздутым авторитетом. Я своими ушами слышал, как Мальков говорил какому-то майору: “Повезло мне с Марком. В анодах-пентодах этих рубит как зверь. И их нация же в основном непьющая, так что я ему спокойно спирт доверяю”.
Прожили мы дней десять в пожарке, сначала одни в комнате, а потом на второй половине поселилась женщина с двумя девочками – тоже семья офицера. Только мы с ними познакомились и мама принялась утешать все время тихонько плакавшую женщину (а с ней и девочки хныкали) – папа объявил, что завтра сдача объекта и мы сразу уедем в Воздвиженку. Наверное, Остап Бендер в Старгороде не мечтал так о Рио-де-Жанейро, как мы в Манзовке мечтали о прекрасной Воздвиженке. И вот назавтра ближе к вечеру у пожарки остановился знакомый “виллис” и солдат-переводчик бережно вывел из него едва стоящего на ногах папу. Кое-как они взгромоздились на крыльцо и добрели до железной койки. Папа как был в фуражке и сапогах – так и рухнул на койку и тут же захрапел. Мама стала его расталкивать и спрашивать: объект-то сдали или нет?
Папа только что-то пробормотал, а солдат говорит: “Понятное дело, с оценкой отлично сдали – а то чего бы товарищ капитан с товарищами майорами стали отмечать?” Тогда мама сняла с папы фуражку, а сапоги помог солдат стащить. Часа через три папа проснулся, увидел мамино лицо, потом на меня посмотрел – и очень расстроился. Стал шепотом что-то объяснять, но мама перебила его: “В Воздвиженку завтра едем?” – “Едем, едем!” – обрадованно закивал папа. И наутро мы уехали в Воздвиженку обетованную.
Добирались до нее часа четыре по грунтовой дороге. Переводчик остался в своей части в Манзовке, да и необходимость в нем отпала: после отмечания сдачи объекта у папы прорезался голос, правда хриплый.
Тут надо бы сказать пару слов о “виллисе”. Это был такой открытый вездеход типа “лендровера”. Их поставляли американцы