Алые перья стрел. Владислав Крапивин
мстить за всех, кого они убили и замучили, – сказал Цыпин.
– А если они полезут на нас… – вмешался Павлик.
– «А если они…»
Июньские вечера очень светлые. Небо серебристое, и звезды едва проступают на нем. А крыши и заборы – почти черные. И уж совсем черными кажутся на небе листья и ветви тополей.
Громадный сук большого тополя протянулся над серединой двора, как рука великана. Высоко – выше всех проводов и крыш, выше труб кирпичной пекарни, которая стоит позади двора.
С шелестом ушла с земли и вонзилась в сук тяжелая стрела. Утром все увидят ее – высоко над головами. Увидят, что у нее алые перья. Но никто никогда не сможет достать ее. Только ветер.
Потом шквалистые ветры истреплют перья, обломают древко. Но крепкий наконечник навсегда останется в дереве. Наконечник, в который вложена туго свернутая бумажная полоска, где имена стрелков и обещание.
Этот наконечник, сделанный из пустой пули, будет там всегда, пока живет тополь. А такие могучие деревья живут долго. В детстве кажется, что они стоят вечно.
Мысль продырявить баронессу на афише пришла Витальке. Раз уж в городе нет настоящих фашистов, то надо всадить стрелу хотя бы в нарисованного. Пусть все прохожие видят большую стрелу с алыми перьями – символ меткости и беспощадности к врагам.
– А кроме того, – добавил Виталька, – это будет месть Адель Францевне за то, что она плохо отзывалась о Карле Бруннере (вернее, не о Карле, а о том пацане, который играл эту роль, но это ведь все равно).
– И за то, что чуть не оставила тебя на осень, – въедливо заметила Валентина.
– Чушь какая? – обиделся Виталька. – Я могу и не стрелять. У тебя. Голдина, между прочим, не язык, а швабра. Если так, то пусть Митька стреляет в баронессу.
– Конечно. Сам-то промазать боишься, – поддела Валька, которая обиделась за свой язык.
– Если издалека, хоть кто может промахнуться, – спокойно сказал Виталька. Он не хотел ссориться. – Надо ведь шагов с тридцати, не меньше. Верно, Мить?
Читателям, не стрелявшим из лука, наверно, непонятен этот разговор. А дело в том, что афиша висит довольно высоко, и если выпустить стрелу с двух-трех шагов, она воткнется некрасиво – хвост с перьями будет наклонен вниз. Сразу все увидят, что стреляли в упор. Чтобы стрела воткнулась как надо – перьями слегка вверх, она должна описать в воздухе дугу. Значит, пускать ее надо с приличного расстояния.
– С тридцати я не промажу, – сказал Митька. Он и не думал хвастаться, просто был уверен.
– А вдруг? – сказал Виталька и хитровато глянул из-под белого чуба.
Митька пожал плечами:
– Да не промажу я.
– А если?
– Ну спорим?!
Вот так и оказался Митька в тот день у афишной тумбы. Вот так и познакомился с Матвеем Жарниковым, сотрудником второго отделения милиции, неплохим парнем и понимающим человеком.
Конечно, всю историю Митька рассказывать не стал, но кое-что объяснил: что такое «АПС» и зачем нужно было устраивать стрельбу на перекрестке.
Он и Матвей шагали сначала по улице, а потом сели на