Анизотропное шоссе. Михаил Савеличев
сильнее, некоторые слабее, но эти связи обеспечивают развитие человечества. Не всего, конечно, а весьма небольшого по численности, скажем так, авангарда, но ведь и в традиционном мире происходило точно так же. Когда появлялись новые возможности, отнюдь не все в едином порыве желали ими воспользоваться. Есть большая прослойка людей, которым будущее вообще неинтересно.
– Но ведь… – я запнулся, но все же ухватил ускользавшую мысль: – Кто-то должен управлять таким миром? Поддерживать эти ваши опричи в стабильном состоянии, направлять потоки товаров, идей… не знаю, чего еще… набирать и обучать людей в вашу службу…
– Конечно, – согласно кивнул Хват. – И что? Намекаете на то, что власть разлагает людей, даже если они руководствуются самыми высокими идеалами?
– Абсолютная власть разлагает абсолютно, – сказал я. – Вся человеческая история это подтверждает.
– У данной дилеммы довольно элегантное решение, – улыбнулся Хват. – Те, в чьих руках сосредотачивается власть, не должны иметь возможности ее использовать себе во благо. Заметьте, Дима, власть всегда рассматривалась как привилегия. Больше власти – больше денег, больше еды, больше самок, больше собственности. Абсолютно прямой зависимости, конечно, не было, но тенденция складывалась именно так. Теперь попробуйте представить обратную ситуацию, когда больше власти означает больше лишений. Чем выше в социальной пирамиде ты стоишь, тем больших прав лишен. И тогда воля к власти становится функцией альтруизма. Скажем, рабочий на заводе получает хорошую зарплату, живет с семьей в отдельной двухкомнатной квартире. Но когда он соглашается продвинуться и занять должность мастера, бригадира, начальника цеха, его благосостояние урезается. Он получает меньшую зарплату, ему приходится съезжать с квартиры в общежитие, а то и вообще в барак, ему не полагаются профсоюзные путевки на море и прочие материальные блага. Вы думаете, такая система власти будет разлагающе действовать на своих носителей?
– Следуя такой логики, руководители опричей должны сидеть в тюрьме, – усмехнулся я.
– Они и сидят, – Кондратий и бровью не повел. – Сидят в лагерях, сидят в тюрьмах, откуда и управляют нашим миром.
– Черте знает что, – только и смог сказать я. И попытался представить своего директора, которого доставляют в рабочий кабинет каждое утро на полицейском воронке, в полосатой робе и с кандалами на руках и ногах. Впрочем, я ведь и никогда не видел, как он приезжает на работу. Может, всё именно так и есть?
Гостиничный ресторан опустел. Командировочные ушли по своим командировочным делам. Туристы, если таковые здесь имелись, побрели по своим туристическим тропам, вслушиваясь в монотонные голоса экскурсоводов, рассказывающих о славном прошлом и еще более славном настоящем и будущем наукограда.
Кондратий Хват курил, задумчиво смотря в окно. Утро, как выражалась Зойка, переставало быть томным. Странно осознавать, но меня нисколько не беспокоила мысль о прогуле, о том, что та же Зойка примется