Записки уставшей феминистки. Лариса Суслова
и она начинает вхлипывать. Но слёз нет. Взрослая сидит, укутав её и укачивая, напевая о том, как она любит её. Часы, дни или годы прошли? Неизвестно. Но здесь время не имеет значения. Только любовь.
Вдруг пронзительный крик пронзает пространство. Это кричит малышка. Она наконец-то смогла закричать о своей боли и заплакать. Через крик и плач её боль покидает страдающее тельце. Взрослая чувствует, как что-то леденящее и липкое, но невидимое, проливается на её колени. Всё нормально. Она взрослая. Она может это выдержать. Тем более здесь, в безвременьи.
Внутренности девочки втягиваются на освобожденное от боли пространство и та затихает. Она засыпает впервые за эти годы спокойным исцеляющим сном. Теперь взрослая может покинуть это место. С девочкой на руках, она шагает к двери, где её с улыбкой ждёт Открывающая. А переступает порог одна уже одна. Целая.
А Открывающая уже бредёт дальше. Куда? Куда позовут.
Закат патриархата в моей голове (Женщина обращается к женским ветвям родового древа)
Красота как социально-экономический конструкт контроля над женским
Когда я слышу, что кто-то красива и надо равняться, а кто-то безобразна, не следит за собой и вообще распустила себя, то даже не знаю, кому сочувствовать – тем, кого сравнивают, или той, кто сравнивает. А может и себе. С детства я металась между абсолютно несовместимыми требованиями к моей внешности, политыми страхом, виной и чувством собственной неполноценности. И лишь последние годы я смотрюсь в зеркало и узнаю себя. Действительно, это я. Красива ли? Не знаю. Наконец-то мне всё равно.
Под «женской красотой» в разные исторические периоды, в разных государствах и в разных социальных слоях подразумевались абсолютно разные образы, и многие из них покажутся нам странными и совсем «некрасивыми» на наш «просвещенный» взгляд. Например, чернение зубов. Красавица XVI – XVII века и на Руси, и в Западной Европе, а в некоторых странах Азии обычай сохранился до сих пор, считала своим долгом окрашивать зубы в черный цвет, так как это служило символом достатка, есть сахар могли позволить себе немногие.
Или знаменитая лотосовая ножка в Китае. Делать такую красоту начинали с двух лет, приглашалась специальная женщина, которая распаривала ступни и ломала кости девочке, потом бинтовала, и так несколько раз до завершения роста. Женщина с обычными ногами могла быть лишь продана в услужение, никакой приличный муж ей не полагался. Красиво? Да, в обуви, возможно. Правда ходить такая женщин не могла, её носили. Покалеченность женщины была фетишем, который так нравился мужчинам.
А в Европе было тоже чудесная практика – корсеты. Девочек начинали шнуровать в них ещё до пубертата, чтобы привыкали. Всю жизнь эти женщины не дышали частью легких, помимо чисто физиологической гипоксии мозга есть ещё момент, «не дыши» на уровне тела означает «не живи». Причём требование «не дышать» и ходить в корсете