Земля лишних. Помеченный на удаление. Влад Воронов
фюзеляжа под пузом со стороны напоминал ракетоносец с подвешенной ракетой. Орденская разведка голову сломает, какое такое новое оружие испытывают в ПРА.
Потом снова полеты, на этот раз для проверки алгоритмов аэрофотосъемки. Много думали, листали старые, времен войны учебники, подбирали оптимальные высоты, траектории и режимы работы фотокамер. Анализировали полученные снимки – вся ли заданная территория отснята, обеспечивается ли нужное качество картинки, разумно ли расходуется память.
Однажды Егор с Семеном сидели в тени под крылом после очередного вылета. Пилота срочно выдернуло к себе летное начальство. Можно было бы сходить пообедать, но лень тащиться под палящим солнцем на другой конец аэродрома. Да и есть в такую жару не хотелось. А холодное питье у них было – минералка у Егора и какой-то хитрый морс у его старшего товарища. Такое вот неожиданное применение имеют термосы в жарких краях.
– Говорят, история повторяется. Когда я был примерно в твоем возрасте, мы тоже так лежали после полета. Жара, а под крылом тенек. Вот только было то крыло немного побольше. Испытывали мы тогда… Не уверен, что сроки по нему уже вышли, так что пусть будет просто изделие. Так вот, сходили на маршрут, в нужной точке бандура штатно запустилась и ушла к цели, а мы вернулись обратно. Вылезли из мокрых комбезов и разлеглись в тенечке. Так вот, лежим под носителем, кругом степь, жара как сейчас… А на обшивке иней. Не успел самолет нагреться, пока снижались. Там-то, наверху, минус пятьдесят…
– Дядь Сень, а опасная эта работа?
– У нас, у инженеров? Не особенно. Обычно мы испытываем всякое новое оборудование на давно отлаженных типах. Вот летуны – те да, часто бились. Несмотря на все катапульты и прочие парашюты. Там ведь как: чуть раньше вышел – не получил полной картины отказа. Может не хватить данных конструкторам причину найти и поправить. А чуть опоздал – и полный рот земли. Опять же, всегда очень жаль дорогой экспериментальный самолет. А вдруг получится посадить?
– Ужас!
– Да ужас не в небе, ужас на земле. Из всего моего выпуска я последний живой остался. Кто по специальности работал, конечно. Притом что разбился у нас только Виталик Иванов, давно, еще в восемьдесят втором.
– А остальные?
– Остальные – на земле. Нервотрепка постоянная по работе, вечный срыв сроков и штурмовщина. Которая сменяется скукой и бездельем, когда нет погоды или пока ждем новую железку с Большой земли. Бытовая неустроенность, еда всухомятку. В семье конфликты. Сам подумай, какая нормальная баба будет довольна мужем, бывающим дома три месяца в году? Особенно если муж – не капитан дальнего плавания и не возит заграничные шмотки мешками. А на аэродроме – море спирта. Да еще и перестройка эта гадская, тоже множество поломанных судеб. И в результате – инфаркты, инсульты, язвы. А кто не успел от болезни загнуться – те спились.
– Веселые истории ты, дядя Семен, рассказываешь…
– Извини, что настроение испортил. Вспомнилось вдруг. Давай веселое расскажу?
– Расскажи.
– Работал