Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли. Сергей Синякин
от небес, он нехотя направился в сторону дома, время от времени останавливаясь, чтобы угадать в нарождающихся звездах знакомые созвездия. Предчувствия его не обманули.
Лана, внучка покойной Клавдии Васильевны, жившая в ее комнате второй год, открыла дверь на звонок и сразу же сообщила:
– А у вас гости, Аркадий Наумович.
Никаких гостей Штерн не ждал. Сердце заныло. Не зря ему сегодня не хотелось идти домой. Кого там еще принесло? Опять этого энкавэдиста? Он даже не сразу вспомнил фамилию и звание подполковника Авруцкого, курировавшего его на Литейном, а когда вспомнил, то это уже было не нужно.
Из комнаты Ланы с семейным альбомом в руках вышел незнакомый Штерну худощавый мужчина примерно его возраста, в хорошем костюме, белоснежной сорочке и со щеточкой рыжеватых усов на жестком лице.
– Ба-ба-ба, – улыбаясь, сказал он и передал Лане альбом. – А вот наконец и наш Аркадий Наумович!
– С кем имею честь? – сухо спросил Штерн.
– Ну что вы, Аркадий Наумович, – мужчина улыбался, а серые его глаза были сухи и внимательны. – Зачем же так сразу? Давайте познакомимся. Никольский Николай Николаевич, старший научный сотрудник НИИ атмосферных явлений. Вы – Аркадий Наумович Штерн, один из прославленных аэронавтов тридцатых. Сам фотографию видел – там Усыскин и Мамонтов, Минтеев, Урядченко, Хабибулин, Дроздов, Новиков. Весь цвет, вся слава советской аэронавтики!
Он сыпал именами, а сам незаметно для Ланы настойчиво подталкивал Штерна к дверям его комнаты, и растерявшийся от неожиданного визита Штерн покорно впустил гостя к себе.
– Скромно живете, – заметил Никольский, цепко оглядывая жилище. – Но уютно. И Ланочка у вас соседка замечательная, а уж Николай Гаврилович – сущий военный теоретик!
«Гляди ты! – хмыкнул про себя Штерн. – Он уже со всеми перезнакомился. Хитер хорек!»
Никольский меж тем уже бесцеремонно распоряжался в комнате. Достал из неведомо откуда взявшегося портфеля и поставил на стол бутылку коньяка, уложил в тетушкину хрустальную вазу румяные глянцевые яблоки и несколько мандаринов, умело вскрыл коробку московских шоколадных конфет. Никольский ловко открыл коньяк, разлил его по рюмкам и посмотрел на хозяина комнаты.
– Ну, за знакомство? – предложил он.
Они выпили. Коньяк был терпким и отдавал шоколадом. Такой коньяк Аркадий Наумович в своей жизни пил только раз, после того как полет Минтеева и Усыскина во время внезапно начавшегося урагана, о котором не предупредили, да и не могли предупредить метеорологи, закончился невероятной удачей. Профессор Тихомиров тогда привез прямо в ангар бутылку еще дореволюционного коньяка «Шустовский», которым они и отметили второй день рождения благополучно приземлившихся товарищей.
– А любопытство-то гложет? – подмигнул Штерну гость. – По глазам вижу, что снедает вас любопытство. Зачем ты ко мне, товарищ Никольский, пожаловал, что тебе надо от уставшего человека?
Штерн промолчал. Никольского молчание