Обручник. Книга вторая. Иззверец. Евгений Кулькин
было другое время года.
Более жесткое, что ли.
Если не осень и зама. То хотя бы лето.
Зной, пыль и так далее.
А то запах одних фиалок.
И еще в душу влезал какой-то внутренний покой. Этакий намек на идеальное будущее. Или на происк бесконтрастности.
Но ведь отрицательные события вряд ли отменишь.
Равно как дух посягательства на вечность.
Он везде присутствует там, где начинает вызревать фактор коллективного безумства.
Владимир Ильич отник от всяких иных размышлений и четко произнес:
– Необходимо вооружение пролетариата. Нужна народная милиция.
Это гарантия нашей полной победы.
Он переломил надвое листок бумаги.
На одной стороне написал:
«Впередовцы».
На другой:
«Началовцы».
– «Вцы», «вцы» – ов-цы!
Надо с ними быть настороже. Как с волком вместо собаки, на охоте.
– Важно всех обхитрить.
Или лучше сказать по-русски «объегорить».
Хотя рядом нет и намека ни на одного Егора.
Сплошь другие имена.
Порой не из святцев.
Вспомнив о «началовцах», Владимир Ильич ринулся к этажерке, где и лежала у него стопка газет «Начало».
Навскидку полистал, что попалось.
Ничего вразумительного.
Сплошная демагогия.
Краем сознания, подумал о Луначарском.
Вроде и умный человек.
Да и талантливый тоже.
Но ушел к «впередовцам».
Зарысил впереди телеги.
Хотя с ним порывать окончательно не стоит.
В Цюрихе с Луначарским придется плотно побеседовать.
А Швейцария ликовала.
Без всякого повода.
На всякий случай.
А может оттого, что установилась хорошая погода и на нее буквально обрушилось цветение.
Владимир Ильич бродил по улицам Цюриха, гулял по скверам Берна.
Но везде его преследовала мысль только о России, где рухнула монархия и установилась та непонятная власть, которую, даже не имея дефекта речи, нельзя произносить без картавости – «временное правительство».
И если еще к этому добавить, что его обладатель фамилии его с буквой «р» – Керенский, то безусловно станет понятно, что дни неустанно чувствующих себя правителей на строгом учете у неумолимой в своей бесстрастности Истории.
Всерьез и надолго придут только они, большевики, и которых приведет к победе именно он, в миру Ульянов, в мире Ленин, в дальнейшем уповании гений Коммунистической Вечности.
Но сейчас он почти в западне.
А вообще-то, даже без «почти».
Вот шкондыляет безногий солдат.
Осколок, долетевший сюда с фронта.
Война сурово держит Европу в своих клещах.
И гибнут люди.
Пока что просто так, ни за какую-то там идею.
А тут обживалась мода дарить друг другу бумажные цветы.
Словно это был намек, что все настоящее и первородное там, где граница между «есть» и «был» исчисляется мгновением.
Встретил знакомого.
Конечно,