Лабиринт. Кирилл Каратаев
середина.
– Вова, я начал задумываться о яркости моей жизни, – внезапно сказал Сергей. Он бросил вилку в недоеденный гуляш и уставился на Владимира.
– В смысле пришла пора задернуть занавески? – Владимир не сильно удивился. К подобным беседам он давно привык.
– В смысле – иногда хочется оранжевого, а в наличии только серое.
– Я думаю, с этой проблемой так или иначе встречается каждый.
– И ты?
– И я, разумеется.
– И как же ты эту проблему решал?
– А я не решал, – улыбнулся Владимир. – Мне серое к лицу.
– А мне? – спросил Сергей, совсем уже забыв про гуляш.
– Не оденешь – не узнаешь.
– Ну нет, – Шилов разочарованно покачал головой. – Не хочу я всю жизнь ходить в сером. Пускай даже и буду в нем красив, как черт!
– Думаешь, лучше всю жизнь провести в оранжевом?
– Я про то и говорю, – оживился Шилов. – Хотелось бы почаще переодеваться. Да не во что.
– Ходи голым! – рассмеялся Владимир.
– Шутка твоя, как этот гуляш, – заметил Сергей. – Можно, конечно, и посмеяться. Но только если больше смеяться не над чем.
– Хоть смейся, хоть не смейся, а я прав, – сказал Владимир и отставил пустую тарелку. – Ведь всегда может наступить тот момент, когда ты вспомнишь про этот гуляш и поймешь, что он был прекрасен.
– Только бы не на этой неделе, – вздохнул Шилов. – Эта неделя просто обязана оказаться прекрасной!
– С чего бы?
– Я так решил, Вова, – с легкой грустью ответил Сергей.
Вернувшись с обеда, Владимир без особого интереса почитал новости, проверил почту и обсудил с Сергеем предстоящий футбольный тур. После чего вынул из тумбочки дежурную бутылку коньяка и отправился на шестой этаж, отмечать день рождения Горячева.
– А вот и товарищ Горский! – Жора довольно улыбался, одновременно жуя огромный бутерброд. – Штрафную, Володя! Штрафную!
От штрафной Владимир отказываться не стал, произнес классический тост, выпил и закусил домашним огурцом. После чего вручил Жоре коньяк и сел у края многолюдного стола, возле Надежды Витальевны, красивой и меланхоличной барышни, с которой было так приятно поговорить о ничего не значащей ерунде.
– Наполнить твой бокал, Надежда?
Надежда Витальевна имела обыкновение пить белое вино, а по прошествии второго бокала любила материться мелодичным, хрустальным голосом. Последнее обстоятельство предсказуемо делало ее желанной гостьей любого серьезного празднества.
– Не спрашивай, Володя.
– Не буду.
Больше Владимир не спрашивал, и у Надежды весь вечер было чудесное настроение. Она забыла про очередной неудачный роман, про недоделанный и десять раз проклятый отчет, про сломанный ноготь. Она пила теплое шардоне и нежно, ласково ругалась матом.
– За тебя, Надежда!
– За тебя, Володя!
– А за меня?! – обиженно кричал Жора, и все тут же пили за него.
Изредка