Обручник. Книга третья. Изгой. Евгений Кулькин
Ворошилов в такт строчкам притопывал ногой, как это делают доморощенные музыканты.
А Сталин продолжал читать:
Вчера ты была у меня,
Но тебе уж тоскливо со мной.
Под вечер ненастного дня
Ты мне стала казаться женой.
Что ж, прощай! Как-нибудь до весны
Проживу и один – без жены.
В это время в комнату вошла Аллилуева! Взяла с полки какую-то книгу и удалилась. И этого момента было достаточно, чтобы у Сталина поменялся тембр голоса, которым он до этого читал. Тем более что он спросил:
– Не догадываетесь, что это?
И тут же добавил:
– Или плохо учились в школе?
Бухарин сощурился.
А Сталин продолжил:
Сегодня идут без конца
Те же тучи – гряда за грядой.
Твой след под дождем у крыльца
Расплылся, налился водой.
И мне больно глядеть одному
В предвечернюю серую тьму.
Он вздохнул и возжег погасшую было трубку. Но курить не стал.
– И это все? – чудаковато спросил Ворошилов.
– Нет! – ответил Сталин и, переломив в пальцах спичку, закончил читать:
Мне крикнуть хотелось вослед:
«Воротись, я сроднился с тобой!»
Но для женщины прошлого нет:
Разлюбила – стал ей чужой.
Что ж! Камин затоплю, буду пить…
Хорошо бы собаку купить.
– О! Как здорово про собаку ввернул! – вскричал Ворошилов.
А Бухарин повторил:
– «Но для женщины прошлого нет». Тут – не возразишь.
– А хоть чье это, узнали? – спросил Сталин.
И двое из троих – это Бухарин и Молотов – кто хорошо учились в школе, первый раз слукавили перед Сталиным.
Подыграли ему своим мнимым невежеством. Ибо знали это стихотворение с поры, когда все подобное запоминалось стремительно. И только Ворошилов думал, что Сталин прочитал что-то из Демьяна Бедного.
– А теперь он нас клянет и устно и письменно, – сказал Сталин.
И двое из троих спросили, кого он имеет в виду.
И он погрозил им своим узловатым пальцем.
– Наши дни он назвал «окаянными».
– Так это же Бунин, – докончил свое притворство Бухарин. – Такой русский и такой далекий от нас.
– Да Горький тоже не ближе, – буркнул Молотов.
– У того причина, – сказал Сталин.
2
Гитлер уже не помнил, на каком выступлении он изрек:
– Партия без денег, все равно что иллюзионист без рук.
В контексте общей речи это не вызвало особых эмоций.
Кто-то закивал. Кто-то ногой притопнул. В знак согласия, что так оно и есть.
Но где-то внутри едва означившейся системы были люди наиболее дальновидные и, естественно, алчные. Они просчитали завершение круга, когда он еще значился запятой.
И одним из таких провидцев был руководитель «Союза баварских промышленников» Ауст.
Гитлер даже не подозревал, как внимательно следили за его политическим развитием «люди в сером», как в народе звали тех, кто шуршал купюрами, чтобы вложить их порой