Знай обо мне все. Евгений Кулькин
которые носили чистые женские имена, как «джемси», и классы, на стенах которых развешено великое множество плакатов, изображающих автомобиль в разрезе; и сам директор, поначалу сведший в узелок губы, все время косивший на свой блескучий галстук.
И я уже было собрался пойти и сказать директору, что не хочу быть шофером, раз это все так сложно и за меня надо чуть ли не голову подставлять.
Но в это время кто-то заглянул в кабинет и оставил дверь приоткрытой и я невольно услышал, о чем говорили Иван Палыч и директор.
«Башковитый он больно, Семеныч, – сказал Чередняк. – Жалко, что только ключами-гайками звенит. На инженера бы его выучить».
У меня вспотели ладони! Вот это здорово! Планирует одно, а заставляет делать другое. Спрашивается, зачем он меня чуть ли не гонит силком в то проклятое педучилище?
«Он, знаешь, – продолжает «заливать» Иван Палыч, – и меня по смекалке давно за пояс затыкает».
Лукавил Чередняк, подлукавил ему и директор:
«Он мне тут как сказанул, я тоже «искру пустил через шатун». – И я догадался, говорит он, что, мол, омягчел, сдался, что ли.
– Так что она в левый баллон ушла!»
Тут оба рассмеялись. Видимо, за этой, в общем-то не очень мудреной шоферской шуткой крылось что-то для них двоих ведомое и, может, даже памятное и дорогое.
А через полчаса я уже, с запиской директора, стоял перед инструктором по вождению – личностью явно подозрительной и уж наверняка навсегда уверовавшей, что научиться ездить на машине так, как это делает он, конечно же невозможно.
Звали его – приглазно – Илья Ефимыч, а – заглазно – Прыг Скок. И эта кличка ему удивительно шла. Он действительно не ходил, а, кажется, прыгал, как необредший прыти кузнечик.
«Опять аристократ?» – спросил неизвестно почему он, но все же водительское место уступил. На том же самом «ренауле».
Ездить я, можно оказать, выучился неожиданно. В бытность слесаря автоколонны. Слесарь, да еще ученик – это человек не только на подхвате, но и тот, кем можно любую «дыру» заткнуть. Кто-то еще откашливается, чтобы «Эх, ухнем!» запеть, а ты уже спину готовить должен, чтобы все самое тяжелое по ней поерзало. Ученик – это все равно, что салага на корабле.
Вот и меня в ту пору гоняли, как «соленого зайца». И туда сходи, и оттуда то-то принеси, и затем-то сбегай, А один раз додумались послать в Воронежскую область за картошкой. Не одного, конечно, а баб из бухгалтерии штук шесть и вулканизаторщика дядю Мишу впридачу, видимо, по роду своей профессии, на всех кричавшего: «Чего ты там резину тянешь?»
Поехали мы на сердечном «зису» – машине плохонькой оттого, что уже изношена вдребезги и – почти с таким же – вечно хворым шофером Терентием Иванычем. Вот фамилию его я только запамятовал.
На Терентия Иваныча «катили» баллон все, кому не лень. Дезертиром в глаза называли. И это все, может, оттого, что с виду у него не было отмечено никакого уродства и тем не менее в тылу он оставался как инвалид. Даже пенсию получал.
Так вот в тот раз вид его мне сразу не понравился. Какая-то