Блеск власти. Анатолий Егин
несчастных жен моего брата я беру себе. А дом?.. Такой дом мне не нужен. Мне нужен дворец!
Токта вопросительно смотрел на китайца, и тот, много знающая шельма, покорно опустив голову, тихо произнес:
– О, могущественный и справедливый хан, не извольте сердиться, но ваш верный слуга хотел бы напомнить вам, что вчера вы назначили тысячником Айдарбека и еще не успели ничем его одарить.
– Так вот и запиши дом за ним, – сказал, удаляясь, повелитель.
Китаец бросил взгляд на Арибах, глаза ее были счастливы. Писец сразу понял, что эта женщина станет одной из любимых жен хана и не один раз отблагодарит его за сообразительность.
Хан уехал, а его новые жены начали готовиться к переезду. Баялун и Арибах подружились давно, с тех пор как молодая черкешенка стала женой Тогрула. Опытная византийская принцесса, живущая уже во втором гареме, взяла над ней шефство, она помогала молодой переносить тяжести беременности, рожать и вскармливать крошку Узбека. Две женщины не имели друг от друга тайн, вместе переживали и горе, и радости, но после трагической гибели мужа замкнулись и молча переживали беду. Баялун возненавидела Токту, который убил, кроме мужа, и детей ее. Она твердо решила отомстить хищному юнцу, потому очень обрадовалась, что он берет ее в жены, ибо быть рядом с врагом – очень хорошая позиция для мести.
У Арибах были свои мысли, она тоже не собиралась прощать Токте убийства любимого мужа, но, легко прочитав взгляд хана, она поняла, что может, должна стать любимой женой и советчицей его. Для этого потребуется немало усилий, однако она готова преодолеть все ради возведения Узбека на трон.
На этот раз подруги не поделились своими намерениями. Как истинные восточные женщины они стали ждать своего часа. Чтобы не почернеть от печали и ожидания, красавицы, не сговариваясь, сосредоточились на любви и воспитании только что родившейся девочки, дочери Тогрула от младшей жены Зарифы.
Жизнь в гареме текла размеренно, каждая жена знала свое место. Баялун и здесь по праву была старшей, Арибах хан чаще других приглашал к себе, не забывая остальных жен. Все было как надо, а потому каждый медленно, но верно шел к своей цели – и Токта, и его жены.
Елбаздук всякий раз просыпался на рассвете, но эта короткая ночь конца весны показалась ему длиннее зимней. Князь так и не понял, спал он или нет, мысль постоянно возвращала его к событиям вчерашнего вечера.
«Может, ты поступил с сыном слишком сурово? Нет! Сын не имел права бросать своего господина, еще и близкого родственника, в беде! Но если врагов было бесчисленное множество? Что тогда? Тогда бы Айдарбек погиб, а вслед за ним и Тогрулом был бы убит Узбек, твой внук, твоя кровь!
Выходит, сын прав. Но как же черкесский кодекс чести? Он говорит другое».
Всю ночь князь не мог найти в своей душе примирения. В час, когда забрезжил рассвет, Елбаздук твердо решил, что ситуацию нужно воспринимать такой, какая она есть, воспитывать внука по черкесскому кодексу чести, готовить его к трону, а там