Повести о совести. Анатолий Егин
в другом месте».
Свою диссертацию Виталий не открывал два месяца. Решил так: «Наведу порядок, рассажу все по своим шесткам, зажму в кулак, тогда и за научную работу браться можно. Шинкаренко всегда искал возможность увильнуть от науки, заниматься ею ему было противно, он всегда искал оправдания своему научному застою.
Как-то под вечер к новому шефу заглянул Фимкин, светясь верноподданической улыбкой.
– Знаете ли вы, Виталий Карпович, что Кудрякову назначили дату апробации докторской?
– Слышал уже. Ну и что? У нас с тобой нет способов это остановить или хотя бы притормозить.
– А если есть?
– Есть, так выкладывай.
– Выложу. Жалоба! Нужна жалоба в высшую аттестационную комиссию.
– Жалоба, товарищ Фимкин, это мерзко, хотя и эффективно. Однако что мы в ней напишем.
– А это обдумать нужно. Например, можно написать, что исследования выдуманы, взяты из воздуха, а больных таких вообще не было или были, оперировались, но потом не обследовались, отдаленных результатов нет.
– Как ты это сделаешь? На каждого больного полно различной медицинской документации. Хорошо, я подумаю.
– Только думайте быстрее, шеф.
– Ты меня еще и учить будешь?
– Прошу прощения.
Весь вечер и ночь Шинкаренко терзали сомнения: «Сделать подлость, а вдруг раскроется, тогда конец всему, но не сделать, Кудряков защитится, точно выгонит меня из клиники. Куда я тогда пойду? Ехать в другой город? Так в Волгограде у меня все налажено. Да и дело покойного Луганцева кто продолжать будет? Этот тупой угрюмый Федя? Нет, ради продолжения славных дел клиники я обязан что-то сделать». И он решился.
На следующий день Виталий Карпович дал задание Фимкину изъять из архива больницы двадцать-тридцать историй болезни пациентов, с которыми работал Кудряков. Хитрован Фимкин уговорил архивариуса, даму, любившую «принять на грудь» рюмочку, другую, выдать ему медицинскую документацию без регистрации в журнале, пообещав вскоре вернуть. Высохшая и слегка пожелтевшая бумага очень хорошо горела в печке семейной дачи отца Генриха. Такая же участь постигла журналы регистрации анализов, которые внезапно исчезли из лаборатории после ночного дежурства доктора Фимкина. Не прошло и трех дней, как в Москву ушло письмо с сообщением о фальсификации данных в докторской диссертации доцента Фёдора Трофимовича Кудрякова.
Генрих Борисович доложил новому шефу о проделанной им работе, тот похвалил его и приказал забыть навсегда.
– Без всякого сомнения, Виталий Карпович, уже забыл, – сказал жалобщик и устремил пристальный взгляд на доцента.
Шинкаренко без слов все понял, он был готов, подошел к шкафу, достал папку с бумагами:
– Это незаконченная работа твоего коллеги Вани Реброва, погибшего в автомобильной аварии, почти готовая кандидатская диссертация по анестезиологии. Я ее нашел в архиве Александра Андреевича. Бери и об этом тоже забудем. Мы квиты?
– Так точно, шеф!
Виталий все