Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Вячеслав Борисович Репин
которая только-только вступила на путь, что называется, самостоятельной жизни. Год назад, когда дочь надумала поступать на учебу в столице, сам же Вертягин навязался ей в опекуны. Он обещал с Луизой видеться, бывать у нее, помогать ей. Но пыл его и на этот раз быстро иссяк. Опекунство свелось к воскресным обедам у него за городом. Чаще всего он просто терял дочь из виду, она не виделась с ним неделями.
Когда в начале июня Луиза попала в больницу с острым аппендицитом и была прооперирована, после выписки из больницы, с недельной задержкой из-за осложнения, ей пришлось добираться домой на такси. Они с женой слепо положились на Вертягина. Но он не удосужился выкроить время даже на визит в больницу. Хотя уверял, что всё держит под контролем, что ежедневно созванивается с врачами. Каково было смотреть на это им, родителям?..
Вот и перед Рождеством вышло аналогичное недоразумение. Брэйзиер пытался дозвониться Вертягину, чтобы попросить о помощи с сыном. Поссорившись со своей девушкой, старший отпрыск болтался в Париже без дел и грозился вообще уехать куда подальше – в Нью-Йорк, «на вечное поселение». Сначала все думали, что он просто шутит. Сам Брэйзиер не мог отговорить сына от сумасбродства, давно не имел на детей какого-либо влияния, а потому опять понадеялся на Вертягина, который хоть как-то еще умел находить общий язык и с дочерью, и с сыном. Однако в ответ на заурядную просьбу вмешаться Вертягин едва не поднял его на смех. Шурин принялся бесцеремонно разжевывать ему, что даже в годы его бурной молодости в Северной Америке жилось не так-то плохо, советовал «не рвать на себе волосы», дать Николя жить своей жизнью, не ставить парню палки в колеса. Вертягин пообещал с сыном встретиться, поговорить. Но забыл, а то и просто махнул на просьбу рукой.
Жена, вставая на сторону кузена, уверяла, что у «Петра» – Мари называла Вертягина русским именем, тем самым подчеркивая, что по одной этой причине он заслуживает какого-то особого отношения к себе, – наступили трудные времена. Он будто бы не мог справиться с депрессией, с которой мучительно и втайне ото всех боролся после смерти отца. Депрессия будто бы усугублялась неприятностями на работе. Где-то в Африке пропал его друг и компаньон, отправившийся в командировку…
Пока выяснялось, кто куда пропал, пропал и нерадивый отпрыск. Николя привел свою угрозу в исполнение, умотал в США. С этого дня Брэйзиеры больше не знали ни дня покоя. Сын поселился в Нью-Йорке, гонял на машине через всю Америку, собирался «переселяться» то в Калифорнию, то в Майами и попросту извел своими приключениями: то долги, то очередная девушка, то дорожные правонарушения, однако о возвращении во Францию отказывался и думать.
Неприятности, постигшие Николя, собственно, и были главной причиной, побудившей Брэйзиера дозваниваться Вертягину в дни своей парижской побывки, хотя по телефону он не сказал об этом однозначно ясно – не хотел настраивать против себя. Брэйзиер был уверен, что Вертягин может «удружить» им с женой своими нью-йоркскими связями. Шурину ничего не