Жребий изгоев. Всеслав Чародей – 1. Виктор Некрас
князя – весь этот поход, казалось, был пропитан этим предчувствием. Постоянные ссоры старших Ярославичей – это только один из признаков. Игорь, младший из четверых братьев, болен невесть чем, в дуб глядит3 – и кому его престол достанется?
По старшинству-то Ростиславу, сыновцу великого князя надлежит. Да только отец его, Владимир Ярославич, уже лет восемь как умер, на великом стол не побывав. И сейчас Ростислав – изгой, не имеющий права на великий стол. И из княжьей лествицы выпадает. Однако же Ярославичи, невесть для чего уже поставили Ростислава в один ряд с собой, дав ему вслед за Игорем волынский стол и позволив питать несбыточные, по мнению Всеслава, надежды. Ярославичи тут, так же как и с торками, сами роют себе яму.
Ростислав и будет тем камнем, швырнутым в омут, возмутившим спокойствие болота, тем камнем, от которого пойдут волны.
С войны, которую вели меж собой наследники Владимира, ныне минуло едва тридцать шесть лет. Одно поколение. У многих эта война ещё на памяти, хотя люди за время правления Ярослава уже привыкли к миру.
Но спокойствие это – показное. Как угли под пеплом, тлеют непогашенные, нерешённые угрозы. И нужен только приток свежего воздуха, чтобы угли полыхнули бушующим пламенем.
После поражения Святополка война стихла, застыла в неустойчивом равновесии, хотя было ясно, что это ненадолго, и что скоро это равновесие взорвётся новой большой войной.
Оставалось только понять – когда?
И Всеслав знал – скоро.
Горько сознавать, что именно тебе доведётся быть главным смутьяном, и то, что не именно ты первым нарушишь спокойствие – утешение слабое.
Слабое, княже Всеслав.
Но ты не можешь иначе. Ты, потомок Дажьбога.
2. Червонная Русь. Волынь. Владимир.
Весна 1061 года, травень
Придорожный куст чуть шевельнулся, стряхивая капли утренней росы. Вышата настороженно подобрал поводья. Волк? Лиса? Леший?
Ну да, – тут же возразил сам себе. – Так ты лешего и заметишь. Только сверкнёт из куста едва заметными светло-зелёными глазами Лесной Хозяин, дальняя Велесова родня – и только. И то – глаза у лешего одного цвета с весенней листвой, густой и яркой. Ничего не увидишь.
Тьфу!
Вышата Остромирич невольно сплюнул – и до чего только не додумаешься, до поминания Велеса нечестивого?! – и размашисто перекрестился. Истинно – пуганая ворона куста боится. Хотя, казалось бы, чего и бояться-то? Из Новгорода уходили мирно, со складной грамотой, в открытую.
И то сказать – кем они были-то в Новгороде? Не то бояре, не то гридни. И земля есть, и холопы, и усадьба богатая за городом, и на вече допущены – вроде бояре. И в то же время – служат князю, а не Городу. Не разберёшь. И многие в Новгороде уже поглядывали на Остромира и его сыновей косо. А меж двух скамей сидеть… скользко. Выбирать надо.
Вышата и выбрал. И Порей – тоже.
Брат
В дуб глядеть – находиться на пороге смерти. Сейчас говорят «в гроб глядеть» или «в домовину глядеть». Гроб (домовина) традиционно делался из дуба, священного дерева славян.