Вирус. Влад Длиннов
манжеты, накладные карманы – рубашка от Maison Michel пропитывается потом, брюки приклеиваются к дерматиновому покрытию – ощущение, будто тонешь в болоте. Немые вопросы пациентов повисают в воздухе, отслаиваются от стен, растекаются по полу:
– Ты пришёл лечиться или открывать звезду славы имени себя?
– Здесь проводят обследование или снимают интервью Ларри Кинга?
– Это больница или обложка журнала Elle?
Чтобы отвлечься, достаю телефон и печатаю сообщение: «Шанталь, как дела?»
В очереди к Виктору передо мной – человек десять, раздавленные и прозрачные, как пластиковая посуда, паломники, бродившие веками по пустыне, а сейчас скользящие взглядом по пальмовому принту моих туфель. Моя новая целевая аудитория, наблюдающая за мной исподлобья, сверкая улыбками мародёров:
– Это больница, а не показ от Victoria’s Secret.
Где-то в глубине коридора – за доской объявлений, в толпе бездомных, в мишуре окровавленных бинтов – врачи ведут под руки пожилую женщину. Она отбивается от них, упираясь ногами в пол, распрыскивая свой морфологический яд:
– Отпусти меня, мохнорылый вымесок!
Я снова достаю телефон, проверяю, не ответила ли мне Шанталь. От стены отваливается ещё один кусочек кафельной плитки, не привлекая к себе никакого внимания. Пожилая женщина из больничного холла продолжает сопротивляться:
– Я буду жаловаться вашему начальству!
Она кричит:
– Я позвоню в бюро по правам человека.
А потом она кричит:
– Туберкулёзный проститут!
К женщине подбегает охранник, он пытается схватить её за руки, а она отрывает от его ремня рацию и подносит к губам:
– Тухлодырый соплежуй, как слышно? Как слышно?
Медсёстры в белых пижамах слетаются в больничный холл, как мотыльки на смертную казнь от лампы, они разрывают на части верблюжье пальто, в которое замотана пожилая женщина, распаковывают её кокон, увязая по щиколотку в сыпучем прахе застиранного кружевного белья, обхватывая запястьями её желейные подмышки.
Чтобы отвлечься, я снова достаю телефон и печатаю: «Шанталь, угадай, кого я встретил в больнице?»
Представление в больничном холле заканчивается – буйную пациентку уводят со сцены, на полу, рядом с регистратурой, остается лежать её лисья шапка, пальто из верблюжьего меха – визитная карточка моих тревог, инфицированное сожалением и страхом, мой новый дресс-код, новый стиль. Я подбираю пальто с пола и иду за медсёстрами.
Я слышу «РАЗРЯД!» и возвращаюсь к Лили, в свою «Зелёную Миндальку». Мы проезжаем плакат с надписью:
«Передумай и сверни с пути, пока не поздно!»
– Знаешь, когда я поняла, что выбрала правильный путь? – спрашивает Лили. И тут же отвечает:
– Когда пошла на приём к психотерапевту.
В руках у Лили бумажный буклет. Она листает страницы с конца, бегло и легко, как глянцевый журнал в салоне красоты. На обложке написано:
«Памятка уцелевшим»
– Психотерапевт