Филармония. Евгений Аркадьевич Шестов
ожно. Здороваюсь с Ольгой Юрьевной, кассиром. Она улыбается, узнает. Ищет в стопке контрамарок ту, которая предназначена для меня.
– На два места, – говорит Ольга Юрьевна.
– Да, – соглашаюсь я, – на два.
– А где пара?
– Где-то.
– Как дела?
– Нормально. Спасибо.
Уходя, вижу доброе памятное отношение. Сколько прошло с последней встречи? Сколько я тут не был? Лет пять? Наверное.
Парадный вход еще закрыт. Рано. До начала почти час. Вхожу через служебный вход.
– Лена с книгами здесь?
– Здесь. Раскладывается.
Ни удивления, ни заинтересованности. Предупреждены. Знают. Днем звонил главному администратору, просил контрамарку на концерт.
Прохожу к Лене, встаю около нее.
– Привет, Лен!
– Здорово.
– Я у тебя разденусь?
– Проходи, конечно. Какие вопросы?!
Захожу в комнату между туалетами, перед которой книготорговец Лена разложила свой товар. Раньше здесь, в этой комнате обитал художник, до того момента пока не уволился. Рисовал афиши, плакаты, рекламные щиты. И свою работу делал для души, и для филармонии. Задавили авторитетами. Ушел. А Лена осталась. Теперь во время концертов она располагается на своем законном месте, продает книги, которые когда-то я брал у нее читать. Много брал, читал быстро. Не всегда возвращал. Точнее, иногда возвращал деньгами, покупал. А сколько здесь проговорено, сколько времени проведено между этими интересными блоками чистоты и порядка.
Вот и сейчас рассматриваю новинки. Но как-то не радует глаз ни одна новинка. Ничто не цепляет.
– Посмотри Соломатину. По-моему интересно, – говорит Лена.
– А Самойлова у тебя нет?
– Где-то был. Подожди. Сейчас. – Уходит в комнату, несет оттуда томик. Вот это издание более полное, чем на витрине. Тут больше стихов.
– Я тебе денежку после концерта, ладно?
– Конечно.
Фойе наполняется народом. В гардеробе начинают принимать одежду. Подхожу к разделяющей стойке, здороваюсь.
– Что-то долго тебя не было видно. Забыл уже и дорогу, поди, в филармонию.
– Можно сказать, что и так.
Первый звонок.
У лестницы, ведущей наверх, справа подставка для флаеров. На ней несколько видов рекламы. Беру в руки один листок, читаю, кладу обратно. Не надо. Не надо мне это уже. Я пришел на встречу с Анной Фомичевой. На встречу с тем искусством, которое знаю, люблю, которым занимался здесь пять лет, которым хотел заниматься профессионально. Ностальгия гложет и подкатывает к горлу комком. Отхожу к афише с портретом Анны.
Елена Ржевская. Военный корреспондент, которая оставила воспоминания, дневниковые записи, стихи и книгу мемуаров о том зловещем времени войны. Сегодняшний концерт приурочен к празднованию Дня Победы.
Фойе все больше наполняется гулом и массой народа.
Поднимаюсь наверх. У решетки лестницы Володя Кулагин.
– Ну, как твои дела с квартирой?
– Звонил сегодня адвокату, так и не встретились. Три года сужусь, и конца и краю нет этой судебной волоките.
– Ты в своей квартире живешь, из-за которой судишься?
– А что делать? Мне адвокат говорит, вы живите в квартире. А то и деньги не вернете и квартиры лишитесь. Пойдем. Третий звонок.
Зал гудит приглушенно, публика здесь интеллигентная, не шумная. Восьмой ряд почти весь пуст, хотя народу в зале достаточно. Абонемент продан хорошо. Заходим и садимся посередине.
Сзади шуршат пакетами, в руках у соседей мелькает книжка со списком абонементов на следующий сезон.
– Позвольте посмотреть.
Имена и программы музыкальных абонементов набраны полностью. С литературными как всегда все в последний момент. «Программы будут объявлены позже». Вечно одно и то же.
Свет на сцене включают ярче. На сцене столик, стул, микрофон.
Все так привычно и в то же время далеко от той внутрифилармонической жизни, в которую я был погружен пять лет назад. Так же выключался в зале свет, и на сцену выходил очередной исполнитель. Александр Познанский или Лев Елисеев, Андрей Дементьев или Алла Демидова, Виталий Гордиенко и Юрий Голышев. Да всех сразу и не упомнишь. Сколько их было за пять лет? И это только в одном восьмом абонементе. А еще был четырнадцатый абонемент в литературном музее имени Горького. Теперь, говорят, там капитальный ремонт, концерты абонемента проводят в усадьбе Рукавишниковых.
Выходит Анна. Начинает со стихотворения. Волнуется.
Временами зрители хлопают, кашлять не решаются, ждут паузы. Если уж кому невтерпеж, зажимают рты платками. В зале полная тишина.
На нашем восьмом ряду ближе к проходу Александр Давыдович Познанский с соседкой по дому. Сколько ему? Восемьдесят три? Он с двадцать девятого. Слушает внимательно, сосредоточенно.