Надя не сдается. Лариса Дмитриева
что от этого стало тошно. Чувство безысходности и осознания неизбежного одновременно.
Потом была последняя поездка на море. Надя, папа и мама. Очень редко они выезжали куда-то таким составом. Кто мог подумать, что в том климате маме станет хуже и она ни разу не выйдет из номера. Просто пролежит три дня в постели…
Надя постоянно убегала из номера в слезах и бродила по берегу часы напролёт. Она могла потратить на эти прогулки весь день, а когда к вечеру возвращалась в номер, папа брал её за руку и вёл на ужин. Пытался шутить и даже говорить дочери комплименты. Только потом стало понятно, что всё это делалось, чтобы снять напряжение, тревогу и вселить надежду на светлое будущее, которое, увы, так и не наступило.
Вернувшись в Москву, мама всеми силами показывала, что ей лучше, обещала встать с кровати и приготовить всеми любимую фирменную шарлотку, лишь бы не ехать в Германию.
Через несколько дней, накануне её дня рождения, папа улетел с мамой в Мюнхен, а Надя и Андрей остались в Москве. Не то чтобы Надя чего-то не понимала в серьёзности всей ситуации, скорее, не хотела верить и бежала от правды. Но интуиция никогда не подводила. Надю держали в неведении до тех пор, пока она случайно не услышала разговор Андрея с папой.
– Папа, я тебя понял, но мы не можем так с ней поступить, мы должны лететь вместе. Она имеет право попрощаться и должна это сделать!
Надя вошла в гостиную ровно в тот момент, когда её старший брат успел произнести эту фразу в разговоре с отцом. Увидев сестру, он дёрнулся и от неожиданности повесил трубку.
– О чём вы там говорили? – почти шёпотом спросила Надя и уставилась на брата своими громадными зелёными глазами.
По отрешённому виду младшей сестры Андрей сразу понял, что полетят они вместе, но по инерции продолжил:
– Наденька… Да пустяки, ни о чём, просто обсуждали с папой, как там дела… – неуклюже и виновато ответил Андрей и отвёл взгляд.
– Я тоже хочу попрощаться, мы летим вместе, и это не обсуждается!
– Эээ, попрощаться? Да нет, ты что, мы вообще это не обсуждаем, – замялся Андрей.
– Говори, когда летим? – твёрдо спросила Надя.
– А как же твоя учёба? Давай я один слетаю и потом все вместе сходим куда-нибудь?
– Андрей… Ну какая учёба? Это теперь всё уже не важно. Я не думала, что у нас так мало времени, но теперь… Теперь мне так страшно, я хочу и должна быть рядом. Так когда?
– Завтра…
– Завтра? – изумилась Надя.
– Да, завтра.
Коридор университетской больницы в Мюнхене казался бесконечным. Огни слепили Надины глаза, и от этого идти вперёд становилось ещё сложнее.
Она ощущала, что ноги вязнут в несуществующей трясине, а в ушах стоял гул, смешанный с папиной не очень связной речью.
– Я вас очень прошу, когда мы дойдём до палаты, только не плачьте. Я запрещаю. Я… Я запрещаю вам плакать! Она этого видеть не должна.