Дроздово поле, или Ваня Житный на войне. Вероника Кунгурцева
возмущена до предела!
– Ой, вру-ут! – закипятился домовик. – Эй, мировая общественность, ты их не слушай, ты сюда смотри! – И ткнул пальцем в экранного младенца. – Гляньте: это ж кукла! Ну и ну! Почто они глаза мировой общественности замазывают?! – оглянулся постень на Ваню. – А тут, – Шишок продолжал тыкать в экранных мертвяков, – навьё все несвежее, лежалое… Могилы, знать, раскопали да стаскали сюда навяков, видать, чтоб этот, как его… «ОБОССЭ» полюбовался. Срамота! Во-во, гляди, хозяин: этот навяк лет пять уж как упокоился… А эта навячка лежала в земле полгода… Я их, как облупленных, знаю – навяков этих… Дату смерти могу указать с точностью до минуты! Это кто ж такой спектакль устроил, заставил мертвяков роли играть? Посмертно записали в актеришки! Бр-р! Совсем охренел твой каженник!
А по телевизору вещали: переговоры в Рамбуйе по вине сербов фактически сорваны, Милошевич уперся и своих позиций не сдает. Госсекретарь Соединенных Штатов Мадлен Олбрайт заявляет, что пора положить этому конец…
– Конечно, пора положить конец брехне вашего каженника! Долго я терпел, но и мое ангельское терпение лопнуло! – воскликнул Шишок и так бабахнул по телевизору кулаком, что расплющил ящик в лепешку – только горячие внутренности брызнули во все стороны. Какая-то деталька угодила в Марту, мирно спавшую на валике дивана. Кошка отчаянно мяукнула и унеслась в кухню жаловаться бабушке на дурное обращение.
Ваня покачал головой. Ему казалось, что надо было просто на кнопку нажать, не все же каналы такие, как этот… Но что уж теперь…
Вечером, накануне отъезда, Василиса Гордеевна принялась прясть. Шерстяное облако оказалось на сей раз закатного цвета, и нитка из облака вилась кровавая. Златыгорка готовые нити накручивала на вытянутые Шишковы запястья, которыми он с готовностью ворочал (левая рука по такому случаю вновь показалась из рукава). Крылатая девушка напевала дивную самовильскую песню. Птахи, устроившиеся на плечах хозяйки, подсвистывали ей. Ваня сидел напротив, подперев щеку рукой, – так что стал на правую половину китайцем, – и блаженно улыбался.
И вот время пришло, и все – даже бабушка Василиса Гордеевна, даже кошка Марта – отправились на вокзал. Хорошая кошка то бежала своим ходом, то ехала у кого-нибудь на руках.
Когда проводник поинтересовался хозяином четвертого билета, – одно место, чтоб не вызывать лишних вопросов у возможного соседа, тоже выкупили, – домовик показал ему свою левую руку, кулак которой вмиг стал похож на голову самого домовика (а значит, и Вани). И шуица, поклонившись, невнятно пожелала проводнику доброго пути. Правда, мальчику показалось, что это Шишок занялся чревовещанием… Проводник мигнул и спросил: зачем же вы ребенку купили взрослый билет?..
– Дураки, ой, дураки, учат нас, учат, – закивал Шишок и указал на Ваню. – Это все он: транжира несчастный… – и зашептал трагическим шепотом: – Пасынок самого Воронского… Олигархи, что с них взять!
Домовик, как и все, был в камуфляже, – рукава и штанины бабушка обрезала по росту Шишка и подрубила, –