Прошу любить и не жаловаться. Екатерина Викторовна Береславцева
приятно иметь дело, Михаил! – меня немного задело, каким спокойным тоном он всё это произнёс, но голос мой не дрогнул. Ну, ни капельки! – Вы же понимаете, что вчера я погорячилась…
– А сегодня раскаиваетесь, – подхватил мой собеседник и рассмеялся. – Не переживайте, Женечка, я ждал вашего звонка и знал, что вы мне скажете.
– Вы не обижаетесь, правда, Миша?
– Ну что вы, нет, конечно! Я рад, что ваши дела уладились! Они ведь уладились, не так ли? – он терпеливо ждал моего ответа.
– Вполне, – кашлянула я. – Спасибо вам! И простите, что…
– Не извиняйтесь, Евгения, – перебил он меня. – Всё в порядке, я совершенно на вас не сержусь. Это было маленькое приключение, которое доставило нам обоим удовольствие. Но каждое приключение когда-нибудь заканчивается, не правда ли?
– Правда! – улыбнулась я. – И начинается новое!
– Совершенно с вами согласен! Ну что ж, до свидания и удачи вам в ваших приключениях!
Он положил трубку. Какое-то чувство неловкости осталось во мне после разговора, но я, стараясь не обращать на него внимания, стала собираться на работу.
«Надо будет купить Каринке зонт!» – промелькнула счастливая мысль, и сердце моё радостно запело.
ГЛАВА 8
Всю неделю перед отъездом, по вечерам, я бегала по магазинам, стараясь не забыть никого из своих старых друзей. Моё лицо не покидала весёлая улыбка, и Танька, знавшая о поездке, радовалась вместе со мной.
– Ох, и завидую я тебе, подружка! – вздыхала она, когда мы выбегали с ней на перерыв в столовую. – Шутка ли, пятнадцать лет разлуки! Зато теперь какое счастье будет всех увидеть!
– Да-а-а! – умильно вздыхала я тоже и всё подгоняла время, ну когда, когда же я, наконец, сяду в вагон, и Москва, разноцветная и громкоголосая, останется позади…
А в последнюю ночь перед отъездом мне приснился сон… Я не говорила, что порой вижу вещие сны? Так вот, сижу будто бы я на вокзале, на чемодане с вещами, а рядом стоит какая-то большая сумка, бочком ко мне. Как сейчас помню – белая, покрытая блестящим лаком, с золотистой молнией по краю. А на другом её боку (том, который мне не виден), знаю я, что-то написано. Что-то очень-очень важное для меня! И что ещё я знаю совершенно точно – что надо мне эти слова во что бы то ни стало прочитать! И вот я, повертев головой по сторонам, легонько так поддеваю эту сумку ногой и начинаю потихоньку к себе разворачивать. А она тяжёлая, зараза, еле поддаётся! Но я ничего, терплю, и когда уже цель близка и я предвкушаю, что сейчас-то всё и узнаю, вдруг, откуда ни возьмись, прямо передо мной возникает огромная собака! Рыжая! С серебряным шнурком на мохнатой шее! Я, понятное дело, тут же отдёргиваю ногу и с ужасом смотрю на этого пса. А он забрался, негодник, прямо на сумку, зыркнул на меня своими глазищами, сверкнул застёжкой шнурка и замер. Замерла и я. Любопытство-то, само собой, гложет меня – а ну как что-то жизненно важное скрыто под рыжей шерстью, – но пошевелиться-то я и не могу! Сижу, как истукан каменный, и не могу ни ногой двинуть, ни рукой. Ужас,