Все грани любви. Наташа Шторм

      Через четверть часа гости удалились. Тётя Маша помогла мне убраться на кухне и скрылась в своём дворе. Я же, наконец, наполнила ванну и с неимоверным удовольствием скрылась под ароматной пеной. Всё тело ныло и гудело. Я чувствовала каждую мышцу и каждый нерв. Иногда мне казалось, что я уже привыкла к этой боли, и физической, и душевной, смирилась с ней. Я спрашивала себя: «А разве бывает по-другому?» Но подсознание отвечало: «Бывает!» Тогда я трясла головой и быстро отгоняла хандру. Я была вынуждена работать по двенадцать часов в день (а иногда и больше) без выходных и праздников, экономить на всём и не обращать внимания на усталость и недосыпание.

      Сегодня в мой дом пришёл долгожданный праздник. Фимка уехал, уехал навсегда, в сейфе лежала куча денег. А это значило, что можно, наконец, заказать бабушке достойный памятник на кладбище, большой, из чёрного мрамора, такой же, как они когда-то заказали для отца и матери, а так же положить плитку и поставить новую ограду. Теперь всё получится.

      До начала смены оставалось два часа. Распогодилось, и я решила прогуляться по набережной.

      ГЛАВА 2

      Сегодня я совершенно вымоталась. И тут не обошлось без Ракитянских. Евгений Иванович решил устроить банкет по случаю своего отъезда и собрал половину посёлка. Он долго сокрушался, что бюрократы-москвичи буквально выставили его из собственного дома, размахивая контрактом и угрожая самосудом. А самолёт ожидался только завтра, в полдень. И вот теперь бедные богатые Ракитянские вынуждены снимать номер в гостинице и спать на казённых кроватях.

      Я мыла посуду на кухне и только улыбалась, представляя, какой самосуд мог устроить совершенно безобидный Сан Саныч или хрупкая Яна. О двух геодезистах и говорить не стоило. Они находились на своей волне и не реагировали на окружающий мир. А Эдгар казался настолько утончённым и интеллигентным… Ладно, Ракитянские оставались Ракитянскими.

      Я думала, прощальный ужин уже никогда не закончится и плавно перейдёт в завтрак, а потом в обед. Но в первом часу главу семейства сморило, и он отбыл в своё временное пристанище. Мы дружно взялись за уборку. К половине второго полы блестели, кастрюли и сковородки сияли на крючках, а тарелки и рюмки сверкали на полках, как рождественские гирлянды.

      Я так устала, что с трудом передвигала ноги. Дорога домой показалась особенно крутой и длинной. После банкета шеф умудрился вручить мне пластиковый контейнер с курицей и пакет с фруктами. Сумка стала неподъёмной и больно врезалась в плечо. Не знаю, сколько времени я ползла, но, преодолев подъём, поняла, что хочу упасть и умереть тут же. Коленки дрожали, сердце выпрыгивала из груди. Я села на лавочку и, как рыба,