Опасные приключения Мигеля Литтина в Чили. Габриэль Гарсия Маркес
приказал он нам. – Иначе голову оторву!
Мы бы не приняли его всерьез, если бы не увидели несколькими минутами раньше первых убитых на улицах; раненого, истекающего кровью на тротуаре без надежды на помощь; штатских, забивающих палками сторонников президента Сальвадора Альенде. Мы видели поставленных к стенке заключенных и взвод солдат, разыгрывающих расстрел. Но те, что нас конвоировали, сами спрашивали, что происходит, и повторяли: «Мы держим нейтралитет». Сумятица и неразбериха сводили с ума. Здание Чилийской киностудии было окружено, перед главным входом стояли нацеленные на двери пулеметы. Навстречу нам вышел вахтер в черном берете с эмблемой Социалистической партии.
– Вот! – закричал он, показывая на меня. – Это все из-за него, из-за сеньора Литтина, он здесь за все в ответе.
Сержант толкнул его с такой силой, что тот полетел на землю.
– Вали к чертям собачьим! – выругался сержант. – Не будь соплей!
Вахтер в ужасе поднялся на четвереньки и спросил у меня:
– Кофейку не хотите, сеньор Литтин? Кофейку?
Сержант попросил, чтобы я выяснил по телефону, что происходит. Я попытался, но ни с кем связаться не удалось. То и дело входил какой-нибудь офицер с приказом, а потом другой, с прямо противоположным: то курите, то не курите, то садитесь, то встаньте. Через полчаса явился молодой солдатик и указал на меня винтовкой.
– Сержант, там какая-то блондинка спрашивает этого человека.
Наверняка Эли, кто же еще. Сержант вышел поговорить. Пока его не было, солдаты успели нам рассказать, что их подняли спозаранку, позавтракать не дали, ничего ни у кого брать не разрешили, они замерзли и проголодались. Единственное, чем мы им могли помочь, – поделиться сигаретами.
За этим занятием нас и застал сержант, вернувшийся с лейтенантом, который принялся отбирать арестованных, чтобы увести на стадион[2]. Когда очередь дошла до меня, сержант перебил, не дав мне раскрыть рот:
– Нет, мой лейтенант, этот сеньор тут ни при чем, он пришел пожаловаться на соседей, которые раздолбали дубинками его автомобиль.
Лейтенант уставился на меня в замешательстве.
– Каким надо быть остолопом, чтобы в такой момент соваться с жалобами? Убирайтесь!
Я пустился бежать, не сомневаясь, что сейчас меня остановят выстрелом в спину под предлогом пресечения попытки к бегству. Но этого не произошло. Эли, которой, как оказалось, какой-то знакомый сообщил, что меня расстреляли перед входом на киностудию, пришла забрать тело. В окнах некоторых домов вывешивали знамена – условный знак, по которому военные должны были узнавать своих. Однако нас уже сдала соседка, осведомленная о наших связях в правительстве, о моем активном участии в президентской кампании Альенде, о собраниях, проводившихся в нашем доме, когда дело неотвратимо шло к перевороту. Поэтому домой мы не вернулись и целый месяц скитались по чужим квартирам с тремя детьми и минимумом необходимых вещей, спасаясь от смерти, которая
Национальный стадион и стадион «Чили» в Сантьяго были превращены в концлагеря, где в первые месяцы после переворота было замучено, казнено и подвергнуто пыткам не менее сорока тысяч человек.