Я не сойду с ума. Люсинда Берри
это можно? Просто кусочек шоколадки.
Медсестра уставилась на меня.
– Она не случайно на диете.
– Именно поэтому я и спросил. Надеялся, что ей можно съесть чуть-чуть.
Она закатила глаза.
– Серьезно? Протеиновый батончик? – Она развернулась на каблуках и, топая, ушла.
Ханна никогда бы так не поступила. Я так говорю не потому, что она моя жена. Я умею отличить хорошую медсестру, и я сотни раз видел Ханну за работой в течение этих лет. Она была хорошей: не боялась сделать больше, чистила подносы для еды, хотя это была обязанность сотрудников столовой, оставалась поговорить с пациентами после работы, поддерживала родственников, когда тем сообщали печальные новости, делала все то, чего остальные избегали, например, отмывала рвоту.
Я убрал батончик в карман. Я был уверен, что ей его нельзя, но надо было попробовать.
– Извини, дружок, – улыбнулся я, надеясь, что она заметит мою искренность. – Я хотел поговорить с тобой о том, что произойдет завтра. – Она уставилась на меня. Я не был уверен: она так внимательно слушает или просто не понимает, о чем я. – Помнишь, о чем говорил с тобой доктор Дэн?
– Да, – ответила она тихо и неуверенно.
– Я тот доктор, который поправит твои косточки. Завтра медсестра Элли разбудит тебя очень рано. Они привезут тебя ко мне еще очень сонную. Потом один из докторов сделает так, что ты опять уснешь, и тебе будут сниться чудесные вещи. А пока ты спишь, я исправлю тебе косточки, – операция предстояла сложная. Множественные сращения простыми не бывают, а на этот раз я собирался сделать все, что в моих силах, чтобы девочке не потребовались повторные операции.
– Мне будет больно? – спросила она, и ее нижняя губа снова задрожала.
Я покачал головой и спросил, показывая на уголок кровати:
– Можно мне присесть?
Она кивнула. Я устроился на краешке.
– Во время операции ты будешь спать, поэтому больно не будет, но не буду врать, когда ты проснешься, рука будет болеть. Извини, малышка. Увы, совсем без боли мы такое делать еще не умеем.
Ей уже причинили в жизни столько боли, что мне не хотелось добавлять. Мне не хотелось ломать кости настолько переломанному ребенку, но иного пути не было, если мы хотели, чтобы она могла пользоваться рукой.
По ее щеке скатилась одинокая слеза. Я протянул руку и стер ее большим пальцем. Я хотел притянуть ее к себе и обнять, но побоялся, что это ее напугает.
– Ну-ну, солнышко, все хорошо. Все будет хорошо.
– Обещаешь?
– Я лично прослежу за этим. Мы достанем для тебя волшебное лекарство, с которым болеть будет совсем не сильно. Знаешь, какого цвета волшебное лекарство? – Она выжидающе посмотрела на меня широко распахнутыми от любопытства глазами. – Красного. Тебе нравится красный?
Она покачала головой.
Я изобразил удивление.
– Не нравится? Как можно не любить красный?
– Мне нравится фиолетовый, – сказала она.
– Хмм… – я почесал щеку, делая вид, что думаю. – С волшебным