Последний Магистр. Анна Клименко
взойдет на вершину горы последний магистр, страшный ликом.
И будут слезы мира сего ему временем и пищей.
И наступит конец времен для народа дэйлор, благословенного землей.
Под сердцем шевельнулся скользкий комок тревоги, и Варна рассердился сам на себя. Резко поднявшись, он зашагал прочь из сада; в такой день ему просто не хотелось думать о плохом. Особенно, когда дело касалось мутных предсказаний, бесноватых – или, как их называли, озаренных, и предреканий гибели дэйлор.
– Последний магистр, последний магистр, – недовольно пробурчал Варна, – тут и магистры-то идут один за другим, а закат продолжается… Взять бы этих предсказателей, камень на шею – да в Эйкарнас, туда, где поглубже. А еще лучше – в болото. Чтобы поменьше народ мутили…
И тут же, невольно вернувшись мыслями к проигранной партии, хрустнул пальцами.
– Ах ты, старый лис!
По мощеной мрамором дорожке ползла открытая повозка, запряженная двойкой тритонов. Возница, обряженный в одеяние из ярко-желтого шелка, то и дело нахлестывал медлительных тварей; тритоны, зажатые в оглоблях, ревели, огрызались и клацали зубами в бессильной злобе, предпочитая, однако, вышагивать столь же медленно.
В повозке сидела молодая девушка, черноглазая и черноволосая, как и все из народа дэйлор; бледно-лиловый шелк роскошного платья подчеркивал нежный цвет ее лица, а тяжелые золотые украшения – врожденное изящество рук.
Ее звали Найли, и она была третьей незаконнорожденной дочерью последнего главы правящего дома д’Аштам. Ей повезло, этой хрупкой и женственной дэйлор – просто несказанно повезло, что глава Дома взял ее мать в замок. Иначе не ехала бы она сейчас в золоченой повозке, а полола бы грядки тамико, ползая на четвереньках в жирной, пахнущей прелой листвой, земле.
Матери Ильверса повезло меньше. А потому он занимал место, уготованное простому сыну рабыни. Иными словами, был самым обычным рабом у собственного отца.
Прекрасно осведомленный о том, кем приходится ему глава правящего дома, Ильверс чувствовал в этом большую – как лес, как вся земля дэйлор – несправедливость. Происхождение его было ничем не хуже, чем у Найли, однако ж она – в шелках и золоте, а он – в лохмотьях… Наверное, чувство этой вопиющей несправедливости вскормило и то легкое презрение, которое он невольно питал к собственной матери. Порой ему хотелось спросить – почему? Почему ты не смогла удержать при себе этого ублюдка, что стал моим отцом? И отчего живем в вонючей хижине, вместо того, чтобы спать среди шелка и кружев?
Впрочем, себя Ильверс презирал еще больше, оттого, что знал, кем мог быть – если бы начал учиться у мудрых дэйлор, чующих Силу, и кем оставался по сию пору.
Но увы – на землях дома д’Аштам раб не мог стать никем иным, кроме как бессловесным тритоном, запряженным в роскошную повозку хозяина.
Он швырнул корзину, в которой таскал камни, на землю, и с наслаждением выпрямился. Ныли натруженные руки, спина, ноги – и это во время предобеденной прогулки Найли! А к вечеру