Лунный плен. Екатерина Лоринова

      Каждая леди, отмеченная Солнцем1, как у нас называют выходцев из древних родов, мечтала бы оказаться на моем месте. Но Феликс выбрал меня. Простую комедиантку, певичку из бродячего балаганчика. Выразил прихоть присутствовать на представлении и озолотил нашего хозяина, старого Рида, а меня взял в жены, чем еще сильнее укрепил к себе народную любовь. …Солнце и Луна свидетели, я бы все отдала, чтобы в ту цветущую весну труппа проехала мимо столицы.

      – О чем задумалась, дорогая? – благородный профиль супруга, который по правильности черт мог бы соперничать со статуями древних снарров, первых королей наших земель, повернулся ко мне.

      – О том, как чудесно нынче цветут белянки, мой император, – я перевела взгляд от нетронутой перепелки с золотистым картофелем на колонны, подпирающие террасу, где мы вдвоем вкушали завтрак. Белый мрамор увивали нежные лозы с белыми цветами, похожими на россыпь маленьких звездочек.

      – Снова твой деревенский говор? – чувственный рот исказила неприятная гримаса, – ты забыла название циклонии, или нарочно решила испортить мой день? Отвечай!

      Аппетит, и без того покидающий меня с изрядной регулярностью, стоило Его Императорскому Величеству пожелать разделить мое общество, окончательно пропал. Я не была деревенской, но простая девушка из предместий при всем желании не могла соперничать с манерами придворных дам, сколько бы ни бились учителя. И я старалась, честно старалась весь этот год в статусе императрицы.

      – Я задал вопрос.

      Все слова разлетелись стаей испуганных птиц, я вжалась в резное кресло, жалея, что столик так мал, и глаза-изумруды угрожающе сверкают в столь опасной близости от моего лица.

      – Нет, мой император…

      – «Нет» значит забыла, – он потянулся, как большой кот, хрустнув шейными позвонками, – или задалась целью вывести меня из равновесия перед приемом долинных послов?

      – Я не хотела оскорбить Вас, мой император.

      В его присутствии лучше вообще ничего не говорить, это я уяснила давно. Не говорить, не вспоминать, не чувствовать. А лучше, и не дышать, но последнее невозможно, иначе лунная Богиня заберет на свои серебристые поля. Луна, уж лучше к Богине, чем оставаться и дальше во дворце.

      – И зачем мне твои слова, Лидия? – изумруды потемнели, став холодными омутами, – для меня важны поступки. А ты снова меня разочаровываешь.

      – Простите, мой император, – я опустила глаза в тарелку.

      – Смотри на меня, когда разговариваешь со своим господином, – резал по ушам ненавистный бархатный баритон.

      Пришлось встретить взгляд Феликса, спрятав ярость за маской кротости. Играть становилось все сложнее…

      – Значит, так, – он выпрямился на руках, чуть ли не нависая надо мной. Пара фарфоровых чашек слетела со стола, – тебе нечего сказать в свое оправдание?

      Маска крошится под напором эмоций, но их нельзя показывать, иначе отправлюсь на корм ездовым вивернам. Стало проще, когда я начала относиться к дражайшему супругу как к душевнобольному – сглаживался удар по самолюбию, но все равно было страшно.

      – Милорд, – легчайшая ткань, заграждавшая вход на террасу, раздвинулась, впуская первого советника, – простите за беспокойство, – старик в белом удлиненном камзоле с золотым шитьем склонил седовласую голову, – Вы приказали сообщить, когда послы пересекут первый форпост.

      – Благодарю, – император с непроницаемым лицом дал знак удалиться, – что ж, – он снова повернулся ко мне, – Лидия, – я порадовалась, что словами нельзя отравить, настолько мое имя пропиталось ядом в его устах, – придется ужесточить меры по твоему воспитанию. Сегодня же ты приступишь к верховой езде.

      Он же не серьезно?

      – Мой император, Вы же знаете о моем отношении к лошадям, – животный ужас сжег маску и пошатнул почву под ногами, иначе я бы никогда не осмелилась перечить Его Величеству.

      – А кто говорил о лошадях? – светлая бровь, под стать пшеничным волосам, забранным в золотой обруч, насмешливо приподнялась, – леди твоего положения не подобает ездить, как простой люд. Ты будешь обучаться езде на виверне. И еще, – он наслаждался паникой, плескавшейся в моих глазах, – сегодня вечером я приду в твои покои.

      Правду говорил старый Рид, что беда не приходит одна. Виверны – мерзкие твари, выведенные не без магии лунных эльфов, похожие на драконов, сильные и выносливые. На них традиционно ездили Отмеченные, и они же считались элитными юнитами в армии снарров. У Феликса есть любимец, Гнев – огромная чешуйчатая ящерица, у которой не понять, где свои собственные рогатые гребни, а где золоченый доспех. Ужаснее только мантикоры, еще один эксперимент столичных магов – с головой льва и жалом скорпиона.

      И я проехалась бы даже на мантикоре, лишь бы Феликс не приходил…