Лунный плен. Екатерина Лоринова
в устах Его Величества она звучала как приговор. Сердце стучало набатом, в висках гудел шум крови – тот самый, который можно принять за прибой, если приложить ракушку к уху. Император шел, и мантия раздувалась на ветру, как гигантские крылья.
– Они прекрасны, Ваше Величество, – я нашла в себе силы надеть маску благодушия и призывно улыбнуться. Никогда бы раньше не подумала, что играть придется каждый день, каждую минуту, каждую секунду рядом с ним. Я играла на подмостках, чтобы выживать. Я стала императрицей…и ничего не изменилось. Улыбка, взгляд чуть выше и левее его глаз… Моя маска улыбалась доброму другу, который сейчас принял облик мастера Рэмиса. Главное, не показывать страха – от него Феликс пьянел, как вампир от молодой крови, – Вы были правы, мне давно следовало начать обучаться этому искусству, чтобы соответствовать статусу. Чтобы быть достойной Вас.
Император подал мне руку и рывком поставил на ноги. Я про себя выдохнула. Проглотил, купился. Может, повезет, и отпустит в покои, там в худшем случае жрецы продолжат вытряхивать из своих фолиантов пыль знаний, а в лучшем я буду предоставлена сама себе. Да, в сопровождении слуг и стражи, но без общества Феликса, что уже дорогого стоит.
– Моя хрупкая Лидия, – император привлек меня к груди, и лицевые мышцы благодарно расслабились, на мгновение перестав держать маску – он не видел моего лица. Но вот снова взял меня за плечи, вглядываясь в глаза, – надеюсь, ты больше не допустишь той досадной оплошности?
С циклонией? Видят боги, не допущу. Его пальцы давили с такой силой, что даже сквозь кожаную рубаху – я была уверена – оставят синяки.
– Да, мой император.
– Ступай, переоденься в подобающие одежды, – он наконец разжал тиски, – вечером будет пир в честь послов.
– Да, мой император, – как заведенная шарманка, вторила я. Когда он уже уйдет?
– Пожалуй, я тебе помогу, – негромко проговорил Феликс, словно передумав, и взял меня за подбородок. Я знала, что он любуется профилем. Испытывает холодное эстетическое наслаждение. С тем же выражением лица, больше присущим художникам-схоларам при виде холста мастера, чем мужчине наедине с любимой женщиной, он расстегнул каждый крючок, развязал каждую тесемку. В полной тишине, которую нарушало лишь мое прерывистое дыхание и легкое касание ветра, танцующего с прозрачными занавесками, одной рукой он коснулся груди и обвел ареолу соска. Вторая скользнула ниже, и я напряженно замерла, зная, что последует дальше.
Палец Феликса проник внутрь, вызвав неприятные ощущения – еще более неприятные, чем те, что приходилось терпеть от повитухи из Храма, когда она справлялась о моем здоровье. Губы императора едва заметно дрогнули от неудовольствия. Он все понял, и меня вскоре ждало новое наказание…если ничего не предпринять. Я прикрыла глаза, отгородившись от змеиного взгляда непроницаемой пеленой. Представить…кого угодно, мало ли привлекательных мужчин я видела на скачках или просто при дворе? Тех, кого можно вообразить полными всяческих достоинств?