Путешественник. Гэри Дженнингс
Корана персидский qali сделан таким образом, что среди его цветов вы не найдете ни одного действительно существующего в природе.) Впервые взглянув на qali, я подумал, что чудесный сад нарисован или вышит на нем. Но при ближайшем рассмотрении обнаружил, что весь сложный узор был выткан. Я искренне восхищался этим фантастическим изобретением персов до тех пор, пока не узнал о том способе, каким на Востоке делали qali.
Однако я забежал вперед в своем повествовании.
Итак, ведя в поводу пятерых лошадей, мы втроем пересекли неровный качающийся мост, который соединял берега реки Тигр. Оказавшись на том берегу, где стоял Багдад (вот уж где было воистину вавилонское столпотворение людей разной наружности, одеяний и языков), мы обратились к первому же человеку, одетому на западный манер. Он оказался генуэзцем, однако я должен отметить, что почему-то на Востоке все уроженцы Запада прекрасно между собой ладят – даже венецианцы и генуэзцы, хотя они и являются конкурентами в торговле, а у себя дома постоянно устраивают морские сражения. Генуэзский купец любезно сообщил нам имя правящего шаха – он назвал его «шахиншахом Джаманом-мирзой» – и показал, где находится дворец: тот располагался в квартале Karkh, считавшемся исключительно царской резиденцией.
Мы поехали в ту сторону и, обнаружив за оградой в саду дворец, сами представились стражникам, которые стояли перед воротами в сад. Эти стражники носили шлемы, которые, казалось, были изготовлены из золота, однако подобное никак не возможно, ибо тогда бы их вес оказался чрезмерным. А причудливо разукрашенные доспехи хоть и были сделаны из дерева или кожи, но все равно явно были предметами большой ценности. Стражники и сами представляли интерес, поскольку все поголовно отличались пышными курчавыми золотистыми волосами и бакенбардами. Один из них вошел внутрь и направился через сад к дворцу. Вернувшись, он сделал нам знак рукой, после чего второй стражник взял на себя заботу о наших лошадях, а мы вошли внутрь.
Нас провели в покои, увешанные и устланные великолепными qali, среди которых на груде разноцветных диванных подушек из прекрасных тканей полусидел-полулежал шахиншах. Сам он был одет не так ярко: от тюрбана до шлепанцев весь его наряд был бледно-коричневого цвета. В Персии этот цвет – цвет траура, и шах постоянно носил одежду бледно-коричневых тонов в знак траура по своей потерянной империи. Мы были слегка удивлены – ведь это была мусульманская семья, – увидев женщину, которая возлежала на другой груде подушек рядом с шахиншахом; в комнате также были еще две женщины. Мы сделали надлежащие поклоны и произнесли «салям». Затем, все еще склонившись в поклоне, отец поприветствовал хозяина на фарси, после чего обеими руками протянул ему письмо от Хубилай-хана. Шах взял его и начал читать вслух:
– «Всем самым безмятежным и могущественным, самым благородным, знатным, прославленным, достойным уважения, мудрым и скромным императорам, ильханам, шахам, королям, господам, принцам, герцогам, эрлам, баронам и рыцарям,