Infernal. Алексей Вилков
начинает высматривать себе цыпочку на ночь, что совершенно бесполезно в этом злосчастном клубе старых онанистов и облезлых клерков с дешёвыми содержанками. Приличные цыпочки здесь отсутствуют, а шалав везде хватает. И здесь их не меньше, чем на Красной площади на массовые гулянья. Но шалавы, по молчаливому согласию, достаются Белкину. Секиру они не интересны. Он ещё тот мачо! И халява для него расценивается как поражение, как удар ниже пояса. Это ниже его достоинства, как будто он думает, что склеенная им лохушка за пару коктейлей вперемежку с порядочным виски и возможностью прокатиться по ночному Садовому кольцу на клёвой тачиле чем-то отличается от белкинских проституток?! Разве что мотивацией и осознанностью, но это уже высшая математика. Для Секира она запредельна.
Друзья теребят воротники сорочек: то ли от скопившейся духоты, то ли от предвкушения нового номера, слепо надеясь, что их что-то может ещё удивить. Серьёзно? И этот чёртов клуб умудряется выполнить их желания. Вместо очередного номера с несколькими завшивевшими танцовщицами на сцене появляется целый кордебалет. Клуб словно перевоплощается в кабаре. Поистине «Мулен Руж» в миниатюре. С той же легендарной атмосферой, хотя я там не бывал, и с теми же возгласами.
В клуб подкатывает очередная порция народа. Десять отборных клубничек под развесёлый музон с привкусом начала двадцатого века начинают лихо отплясывать, задирая разрезанные подолы вверх и поднимая длинные, но не всегда стройные ножки. Но позвольте, у кого они были стройными в оригинале? Разве что у Николь Кидман, с большой натяжкой и под грифом грима и спецэффектов. Вуаля! И настроение идёт вверх. Мужчины отставляют недопитый коньяк, убирают ладони с бёдер собеседниц, и всё внимание устремляется на танцовщиц. Кто-то встаёт со стула и пританцовывает в такт. Зрелище грандиозное. Мы словно окунаемся в атмосферу раннего Чикаго, безбашенных гангстеров и первого мюзикла, успевшего уже потерять невинность.
– Вау! Шоугёлз! – искренне радуется Белкин, позабыв о всех куртизанках на свете или наивно думая, что они в полном составе телепортировались на сцену. Бывает.
Моя рука вновь тянется к бокалу, но волею судеб я останавливаю себя. Глупо отвлекаться от зрелища.
Секир хлопает в ладоши. Словно ребёнок на утреннике, он разевает рот до ушей перед белоснежной, в просвечивающем сарафане, снегурочкой в предвкушении новогоднего подарка. Это на него не похоже. Он никогда не открывался со столь неожиданной стороны.
– Супер! Девчонки! У-у-е-е..! – громко присвистывает он в зал, как былинный соловушка.
– Банзай! – подхватывает Белкин.
И если б он был послушником старого монастыря Шаолинь, то наверняка бы изобразил несколько кувырков на столе и показал пару приёмов ушу громоздким причиндалам-охранникам.
– Ластов?! – окликает Секир.
– А?
– Ты тормоз!
– Почему?
– Полный дзен вокруг, а тебя не вставляет!
– А… – меланхолично