Золотой иероглиф. Дмитрий Дубинин
беседы с Панайотовым я, пожалуй, подумал бы так же. Но теперь мне казалось, что эта невзрачная штуковина содержит в себе нечто, чего не не разглядишь невооруженным глазом. «Может быть, у вас было что-нибудь такое, чему вы не могли знать настоящей цены?», – спросил Панайотов. Но бамбук, что в нем особенного, пусть даже этой штуковине и насчитывается лет триста? Не на дело же ради этой трубки идти…
А если что-то и вправду находится внутри?.. И интересно, украли бы ее у нас или нет, если эта штука лежала на месте?
– Что ты там бормочешь? – подошла Таня. Она стояла, прикасаясь своим плечом к моему, и мне, черт возьми, это было приятно.
– Послушай, как эта вещь оказалась в твоей косметичке?
– У тебя совсем нет головы, – сказала Таня. – Помнишь, два месяца назад я собиралась в командировку, и ты просил меня просветить ее на рентгеновской установке… Когда меня наконец туда отправили я и взяла эту штуку с собой… В отличие от тебя, Маскаев, я всегда все помню. Потому и спрятала этот твой талисман-амулет в свой несессер загодя.
Признаться, только теперь я вспомнил: после того, как Лена, прочитав иероглифы и определив, что трубка не китайского, а японского происхождения, сказала, что внутри таких амулетов самураи в старину иногда хранили разные дорогие их сердцу вещи, я попросил Таню, которой светила командировка в тот город, откуда мы уехали в прошлом году, зайти на ее прежнее место работы и просветить эту трубку на предмет содержимого. Командировка все откладывалась и откладывалась, и я со временем позабыл о своей просьбе.
– Что же ты мне сразу не сказала? – спросил я. – Ну, просветила омамори?
– Просветила, представь себе… Только ничего интересного внутри нет – ни металла, ни камней… Похоже, пустышка.
– Но она чем-то залита с торцов. Интересно, насколько ценная эта штучка, кто может сказать? Что если я возьму и аккуратненько ее вскрою? Вдруг это действительно футляр-контейнер? В нем может быть что угодно, даже письменные документы, которые не взял рентген. Представь себе, это же семнадцатый век, или около того…
– Ты знаешь, Андрей, я что-то в это не очень верю. Триста лет, а то и больше… Разве может деревяшка столько просуществовать и не измениться?
– Говорят, сохранились даже части от Ноева ковчега…
– Глупости…
– И книги, еще более древние, чем эта трубка…
– В музеях, без доступа…
– А музыкальные инструменты, Таня? А? Те же скрипки. Амати когда их делал? По-моему, тоже в семнадцатом веке, и на них до сих пор можно играть; они не рассохлись, не сгнили. В рабочем состоянии, словом. А знаешь, почему?.. Лак! Хитиновый лак, который варили из панцирей креветок и всяких прочих сикарак! А восточные умельцы тоже вполне могли знать, что такой лак сохраняет поделки очень долгое время.
– Ну ладно, в это еще можно поверить… И все же, Андрей, может быть, не стоит ее ковырять? А если ты что-нибудь испортишь? Вдруг она стоит целое состояние, а ты начнешь ковырять, и все – только на помойку