Подвал. Алексей Шолохов
девушка. – Давно я здесь не была.
– А как ты оказалась в сарае? – подбирая каждое слово, спросил Дима.
Она молчала. Пила пиво и смотрела телевизор.
– Ты меня слышишь? Как ты попала туда?
Вера поставила банку на пол и скинула одеяло. Ее груди колыхнулись. Диме уже было наплевать, как она оказалась здесь. Девушка расстегнула его ремень. Дима думал, что она очень кстати оказалась здесь. Вера сняла с него брюки. Член предательски, словно чертик из табакерки, выпрыгнул из ширинки. И наплевать, откуда она взялась. Из подвала, из другой деревни или планеты – наплевать.
Дима проснулся сразу и окончательно. Сердце билось, словно он пробежал три километра. Кошмар, который ему снился, забылся, не оставив и тени воспоминаний. Он лежал и прислушивался. Ему показалось, что он проснулся от какого-то постороннего звука. Возможно, от стука в дверь или падения какого-то предмета. Но вокруг было настолько тихо, что могло показаться, будто в уши вставлены беруши.
Дима перегнулся через край дивана и посмотрел на часы, стоящие на полу. Час ночи. Он осмотрелся. Вера ушла. Наверное. Он совершенно этого не помнил. Окажись сейчас, что ее и не было вовсе, он не удивится. Тишина больно давила на уши. Ему захотелось включить телевизор. Дмитрий встал, и тут в мертвой тишине он услышал едва уловимое колебание воздуха, какой-то рокот, напоминающий что-то до боли знакомое. Возможно, холодильник, но только если он стал ездить по комнате. Звук нарастал, приближался, становился громче, и наконец Дима понял, что это – шум двигателя. Машина это или, может быть, бензогенератор, он не знал.
Невероятно. Но откуда здесь в час ночи взяться машине, а уж тем более генератору? В ночной тишине громко хрустнул гравий, когда машина подкатила к калитке. Теперь Дима не сомневался: это была машина.
Низкое урчание уже больше походило на звуки, вырывающиеся из утробы дикого зверя. Он попытался представить себе что-то жуткое и огромное. Но ничего не выходило. Единственное, что пришло ему в голову, была ластящаяся кошка, чье утробное урчание отдавалось вибрацией в руке. Дима даже чувствовал, что этот вибрирующий ровный звук начинает действовать как успокоительное. Мерный ритм убаюкивал, и у Сысоева не было сил ему сопротивляться. Веки налились свинцом, и словно покрывала опустились на глаза. Голова стала пудовой, и Дима провалился в сон, продолжая слышать утробное урчание не то кошки, не то автомобильного двигателя.
Дима медленно открыл дверь и выглянул во двор. Ни машин, ни генераторов, ни тем более самоходных холодильников там не было. Сысоев помялся на крыльце. Потом глянул на дверь пристройки. Так, вскользь. Но ему показалось, что дверь приоткрыта. Дима бесшумно подошел и заглянул в щель. Комната была точной копией той, в которой разместился он. Ну, или почти точной. В щель он пока видел только стол. Круглый стол с четырьмя стульями.
Дима толкнул дверь и зажмурился. Он был готов к душераздирающему скрипу несмазанных петель. Но дверь распахнулась беззвучно, будто с наступлением темноты в этой деревне кто-то выключал звук. Дима переступил с ноги