Осталось жить, чтоб вспоминать. Ольга Григорьевна САТОСОВА
3-4 года, такие же практические занятия были и у Алена.
Когда я говорила Алену о том, что медицина – не моё призвание, и вряд ли когда-нибудь она (медицина) могла им стать, я имела в виду как раз случай на практическом занятии во время операции в этой городской клинике.
Мы должны были после лекции по хирургии прямо там, в больнице, присутствовать на операции.
В тот день, опаздывая на занятия по медицине в больницу, которая находилась очень далеко от нашего университета, я не успела позавтракать и поехала, естественно, голодной.
В тот день и час в хирургическое отделение привезли на "скорой помощи" молодого парня, рабочего-строителя, который упал с высоты 3-х или 4-х этажного строящегося здания и при падении пробил свою голову металлической цепью, состоящей из звеньев очень большого диаметра.
Нас позвали в «операционную», чтобы мы наблюдали за действиями хирурга и тем самым учились на его примере, что и как надо было делать во время операции.
Естественно, никто из нас никогда бы в жизни не был готов к такой работе, даже в случае острой необходимости во время Гражданской Обороны, но присутствовать на операции мы обязаны были, в противном случае, мы бы не получили "зачёт" по медицине.
Я с Ириной и с другими моими однокурсниками вошла в "операционную», когда врач-хирург, манипулируя своими многочисленными хирургическими инструментами, что-то делал около разбитого виска пострадавшего парня.
На какое-то мгновенье мне показалось, что мозг оперируемого пациента "закипел" и, пенясь вместе с кровью, стал вытекать из пробитой раны на черепе… Тут мне становится плохо…Всё вокруг меня из цветного превращается сначала в серый, потом в чёрный цвет. Голос хирурга, комментирующего для нас свои действия, и шепот моих девчонок куда-то удаляются и затем совсем стихают. Последнее, что до меня донеслось, это чей-то испуганный голос: "Ой! Что это с ней?", и больше я ничего не видела, не слышала и не чувствовала…
Когда я очнулась, то не сразу поняла, где я нахожусь, что со мной случилось, и кто со мной сейчас находится рядом. Потом слышу Иришкин тревожный голос: "Оля, что с тобой? Тебе плохо?» .Понимаю, что жива, ещё нахожусь на этом свете, и что рядом со мной -Ирина.
– Ой! Какие мы н-е-е-е-жные! Если не выносишь кровь, то нече было в медицинский поступать, – услышала я чей-то незнакомый голос позади кушетки, на которой я лежала, и этот голос исходил из существа в белом халате, которое сидело на стуле за столом в «ординаторской».
– А мы не из мединститута, – встала на мою защиту верная подруга.
– Как это не из мединститута? – продолжал на нас с Ириной нападать всё тот же голос существа в "белом".
– Мы из университета, а здесь мы находимся на практике, – ещё слабым голосом поддержала я нашу с Ирой словесную оборону.
– А-а-а-а, – протяжно и понятливо и на этот раз даже жалостливо посочувствовал нам с Ириной всё тот же голос. – Ну, раз так, то и понятно. Поговорю с вашим руководителем, пусть