Осталось жить, чтоб вспоминать. Ольга Григорьевна САТОСОВА
и записала первое четверостишие, которое уже к тому моменту измучило меня, просясь на бумагу, чтобы принять материальную форму:
Я всё та же, та же,
Только ты уже немного не такой,
И моя любовь к тебе всё та же,
Старая, как жизнь за пять веков.
Я думала, что на этом вдохновение, неизвестно откуда в один миг возникшее во мне, оставит меня в покое, но не тут-то было. В моей голове возникали всё новые и новые четверостишия. Я вставала с постели, чтобы записать эти строки, столько раз, сколько в моём сознании в ту ночь возникали четверостишия. Все они были записаны сразу начистоту, без каких-либо потом изменений и дополнений.
То же чувство, не угасшее с годами,
Только ставшее от горечи сильней,
Та же рана, нанесённая не кинжалом
И с годами ставшая больней.
Тот же голос шепчет мне ночами:
"Глупая! Забудь ты обо всём…
Что ещё быть может между вами,
Если в жизни вам не быть вдвоём?"
Тот же трепет дорогих воспоминаний,
Что в моих волнует жилах кровь,
Та же мука безнадёжных ожиданий,
Увы, которая уж не вернёт любовь.
Я всё та же, та же.
Только ты уже немного не такой.
И моя любовь к тебе всё та же,
Старая, как тысячи веков.
Я думала, что меня посетило лирическое вдохновение только в ту памятную для меня ночь, но, к счастью, теперь вдохновение стало моим частым гостем. Не знаю, кого мне больше благодарить – Ирину, снимок Алена в газете или мои переживания, благодаря которым из моего сознания или из моего сердца вышло более 50 стихов, которые я писала на протяжении всей своей жизни и посвящала своему любимому человеку.
На следующий день я попросила учителя по труду в нашей школе сделать мне рамку размером 10 см на 15 см для того, чтобы поместить в неё газетный снимок. Он не только изготовил красивую рамку, но кроме задней картонной стенки ещё вырезал кусочек стекла, чтобы мой снимок был защищён от пыли.
Вернувшись домой в тот вечер, я вбила второй гвоздь в стенку прямо над тем гвоздём, где с первого дня у меня в комнате висел на цепочке кулон Алена, "Звезда Шерифа".
Теперь я каждый день видела "портрет" своего любимого человека. Хоть смотрящий на меня с газетного листка Ален снова причинял горечь и боль от воспоминаний, но всё же с того дня на душе у меня потеплело – я могла теперь видеть Алена не в моём воображении, а на фотографии, это давало ощущение реальности.
Скоро наступило лето.
До моего отъезда из села Приютное оставалось совсем несколько дней. Моя радость от скорой встречи с родными и от предстоящей свободы омрачалась расставанием с Сереньким. Я мечтала взять его с собой и написала родителям письмо с просьбой разрешить его привезти с собой, но моя мать не любила животных, и мне в категорической форме было отказано в просьбе.
Вот поэтому последние дни до отъезда я занималась поиском